Первая брахмановская надпись гласила:
«Впервые, когда я увидал вас, мне казалось, что я вижу нашу святую землю».
И дальше на нескольких страницах шла надпись маленькими, прямыми буквами, сверху же было приписано:
«Мое сердце говорит... .я прихожу к вам специально для того, чтобы написать в альбом... Мое сердце чувствует, что вы смотрите на врагов нашего народа тоскующими глазами... Тот, который в папахе,— ах, дорогая Лия, грязная шерсть его папахи — это он сам... А тот, который в очках, также четырехуголен, как его стеклышки, ом предаст наш народ... Мое сердце поет о тебе, сестра моя Лия, и проливает кровь за красивых дочерей нашего народа».
Последняя надпись гласила:
«Лия, вы можете меня ненавидеть, но я люблю вас. Я пришел вас предупредить, чтоб вы не шли на сумасшедшую игру к коменданту. «Хлеба! — будут кричать все. — Хлеба!» Будет ли кто-нибудь из них думать о том, чтоб сеять хлеб в нашей стране. Лия, я хочу быть вашим другом. (Другом вашим я хочу быть, даже если вы меня не любите. Любили ли вы меня вообще когда-нибудь?!) И только потому, что я знаю, что вы бы меня еще больше оттолкнули, я не иду к вашему отцу, чтобы он удержал вас от такого опасного шага».
Шие перечитал, брахмановские надписи показались ему глупыми, ему было досадно, что парень приходит специально затем, чтобы писать в альбом, что он бывает здесь ежедневно. Это глупо... И ему, Шие, возможно, придется встретиться с ним здесь а этого он не хочет.
Под вечер зашла Лия.
— Вы, может, выпьете с нами чаю? Папа всегда знакомится с моими гостями.
— Я собираюсь уходить, в темноте меня никто не узнает. Я иду...
— Нет, сидите в комнате, взаперти. Я скажу папе...
— Нет, нет... Не потому...
Послышались шаги.
Шие поднял глаза, он почувствовал, что эти шаги имеют к нему отношение.
В двери показался Брахман..
— Комната занята? А я думал...
— Ничего не значит, войдите.
Брахман подсел к столу. Начал вертеть в руках альбом и, как бы играя, незаметно сунул его в книги.
— Отец ваш дома? У меня к нему дело.
— Послушайте, Брахман, послушайте!.. Я знаю, какое... Вы не смеете... Как будто я маленькая девочка... Я сама за себя отвечаю.
— Лия!
— Ах!.. Не об этом? Извините!
— Ничего, ничего. Браните, я привык к этому. Я сын своего народа, и народ мой уже не раз видел, как сыновья его и дочери отрицают его будущее. Вы помните, Лия, как мы говорили о том, что вместо отцов дети освободят народ. Теперь, смотрите, Лия: к вашему отцу, которого вы сами считали невозможным пустить в Эрец Исроэл, потому что такой лесоторговец, как ваш отец, готов вырубить на дрова лес Герцля, — вот к нему я прихожу, как к сионисту, а к вам, как к чужой...
— Вы сами виноваты, Брахман, я говорила, что и социализм необходимо включить в программу... Почему вы ничего не делаете? Когда вы читали мне свои стихи, вы говорили, что нужно что-то делать, создавать, строить, а вы спите... Почему вы не принимали участия в демонстрации? Я вам предлагала, а вы ответили, что ваш единственный голос на может помочь... Ну, так чем же я виновата, если папа вам больше нравится... Послушайте, Брахман, я вас всегда ненавидела, но так, как сейчас, еще никогда, вы — паук...
На глаза ее навернулись слезы, она вышла из комнаты.
Было сумеречно. Из окна виднелся золотой купол церкви, вставала тусклая даль. В соседней комнате били часы, из другой донесся пискливый смех.
Шие с Брахманом сидели в тишине и тьме, один смотрел в окно, другой — на пол. И оба вдруг почувствовали, что ничего не имеют друг против друга, что они смогли бы дружески побеседовать. Но они намеренно этого не делали, стараясь углубиться в свои думы.
Прошло довольно много времени. Брахман повернулся к Шие, продолжая сидеть с опущенными глазами. Про себя он решил: нужно уходить. Но что-то его удерживало. Немного погодя поднялся и медленно направился к двери.
— Вы читали альбом?— спросил он с порога.
— Да.
— Она вам его читала?
— Сам.
— Сами... Доброй ночи!
В темноте Шие искал альбом, ему хотелось еще раз прочесть то, что писал Брахман. В альбоме он нашел записку с сегодняшней датой, маленькими игрушечными буквами было как бы нарисовано:
«Через сионские горы летала голубка,
Потух последний огонек в окошке,
Потух последний огонек в окошке,
В чужие руки залетала моя голубка!»
Когда Лия вошла в комнату, альбом лежал на том месте, На которое положил его Брахман. Шие сидел лицом к окну. Электрическая лампа разлила яркий свет.