Звонким эхом отдается матерщина в лесу, а немец опять наклоняется за земляникой.
Я... ПЕРЕВОДЧИК...
Это Произошло довольно просто. Утром вышли на работу, побросали лопаты и мотыги и расселись по сторонам.
— Дайте кушать — будем работать! Если не дадите — ко всем чертям!..
Караульный солдат еще до прихода старшины хотел навести порядок.
— Что это означает?
— Ты сегодня кушал, ека?.. Кофе пил, ека?.. А нам дали по две картошки!
К солдату не питали ни малейшего почтения. У себя дома в провинциальном городе он был кучером. Теперь у него там невеста, которая часто посылает ему письма. Иногда случается, что солдат забывает, что он сторожит принудительных рабочих, и рассказывает им про свои домашние дела. Когда же получает письмо от невесты, то морщит низкий лоб и спрашивает рабочих, надолго ли русс затянет войну.
Конечно, к нему нет никакого уважения. Дожидаются старшего. Последний приходит не один, а с солдатами и унтер-офицерами.
Старший ничего не спрашивал, молча оглядел всех, разыскивая кого-то, а найдя, шагнул вперед и сказал:
— Дурачок, иди работать, ты, глупый человек, тоже бастуешь?
Старший уверен, что «дурачок» немедленно станет на работу, но «дурачок» не тронулся с места. Старший удивился, потом совершенно спокойно стал хлестать Шию по лицу.
— Дурак, дурак!..
Но спокойствие его исчезло, он почувствовал на своем лице чужие руки, тяжелые руки Шие Шустера.
Это произошло внезапно. На миг все растерялись, потом, спохватившись, двинулись вперед, но у солдат были винтовки...
Шию Шустера увели в карцер, остальные ушли на работу.
Вечером выдали хлеб. Шие видел это через окошечко и от голода облизывал губы.
На другой день к нему послали переводчика, чтобы тот разузнал, как себя чувствует «дурачок». Переводчику приказали дразнить его: мол, пощечины получал он, а хлеб едят другие.
Переводчик и «дурачок» оглядели друг друга и улыбнулись. Илья сказал:
— Шие, я послан...— Но Шие выхватил кусок хлеба из кармана Ильи и стал жадно есть. Он кушал и не давал Илье говорить.
— Как ты поживаешь, Шие?
— Они еще долго продержат меня? Ты же у них...
В канцелярии Илью встретили:
— Ну, переводчик?..
— Он раскаивается.
— Хе, хе, хе, вот дурак! Раскаивается? Не больше чем раскаивается. Когда ему не дают есть, он раскаивается.
В воскресенье пришла Лия. Узнав о Шие, она взволновалась и с перепугу не смогла вымолвить ни слова, только краска менялась на ее лице.
— Так что же вы молчите, Илья, что с ним будет?
Что с ним может произойти? И почему Илье следует кричать? Вот Шию скоро отправят в городскую тюрьму, а что он, Илья, может поделать?
Лия кричит:
— Я бы всех немцев передушила, кровопийцы!
Это правильно, но он и сам тоже немного виноват.
— Вы понимаете, я сказал, что он раскаялся, а он, когда к нему пришли, кричал и размахивал кулаками... Теперь все пропало...
Лие кажется, что ей пришла в голову блестящая мысль, и Лия спешит домой. Но уже дорогой она понимает, что ничего у нее не выйдет, и она возвращается.
— Илья, что вы молчите?
* * *
Шие выглядывает через маленькое окошечко. Он подпирает руками голову. От напряжения мозг не работает, только болит голова.
Смеркалось. На куске соломенной крыши отсвечивалось желтое солнце. Тревога и грусть заката оплели Шие теплым и мягким чувством.
Нежданно он вспомнил детские годы, когда он раненько утром бежал в синагогу стащить рог10 чтобы подуть в него. Тогда тоже стояла грустная осень, и единственной радостью был этот изогнутый рог. Эти годы показались Шие близкими и хорошими, он сам не знал, о чем теперь тоскует: о том ли, что эти годы ушли, или о том, что они уже больше не вернутся. Ему стало еще тяжелее, и он вспомнил, что один раз в своей жизни постился. Это было в Тише бей Ов11. Он был мальчиком и учился в хедере. Он громко и горько плакал, скорбя о разрушенном храме, и ему полегчало.
Он бормочет что-то, и рождается мотив в мозгу и уносит грусть вечера. И вот приходят слова...
В соленый океан человеческих слез...
Вливается кровавый поток...
Кровавый бедняцкий поток...
* * *
На дворе ночь. Шие кажется, что он видит в темноте девушку в белом платье, и ему хочется ласково и тихо гладить ее.
Потом все исчезает. Широко раскрытыми глазами он всматривается в темный потолок.