— Пойдемте со мной, если желаете. Я хотел бы поговорить с вами наедине.
Меня обуревало желание сохранить достоинство и отказаться. Но когда дуло винтовки упирается тебе в спину, это весьма красноречивое приглашение. И в любом случае, чем дольше меня удерживают главари мятежа, тем больше у Нехледила и остальных времени, чтобы вырваться из этой тюрьмы. Вачкар повел меня к носовому кубрику и закрыл дверь, поставив снаружи двух рядовых.
Он сел за грязный стол и велел мне сделать то же самое. Я предпочитал стоять, но почувствовал, что лучше говорить с ним сидя. Он прямо-таки горел желанием поговорить со мной.
— Хотите сигарету, герр шиффслейтенант? Они принадлежали герру лейтенанту Штрнадлу, но теперь ему не понадобятся.
— В таком случае — нет, благодарю. Я не пользуюсь краденым.
— Как вам угодно. Не возражаете, если я закурю?
— Нет.
Он зажег сигарету и повернулся ко мне через стол.
— Слушайте, Прохазка...
— Герр шиффслейтенант, с вашего позволения...
— Прохазка, ни к чему вставать на дыбы. Слушайте, я выложу все прямо: я приглашаю вас присоединиться к нам.
— Присоединиться к мятежникам и убийцам? Вы, должно быть, выжили из ума. С какой стати вы считаете, что я хочу к вам присоединиться?
— Вы чех, как Айхлер и я, и думаю, пришла пора понять, в чем заключаются ваши реальные интересы.
— Может, вам стоило поразмышлять о том, в чем заключаются ваши интересы или, вернее, заключались, потому что сейчас уже слишком поздно. Мятеж, убийство, переход на сторону врага и насилие по отношению к вышестоящим по рангу — все эти преступления караются смертной казнью.
— Так значит, если меня поймают, то расстреляют четыре раза? Бросьте. Сейчас мы в тридцати милях от итальянских вод, и через час уже стемнеет. Нет, мы, так или иначе, удостоверимся, что нас не поймают. Думаю, я должен предупредить, что Айхлер станет расстреливать вас одного за другим в качестве заложников, если за нами погонятся. Он гораздо жестче меня. Думаю, вы это уже заметили.
— Но если вы так уверены, что окажетесь в итальянских водах до наступления ночи, почему для вас имеет значение, присоединюсь я к вам или нет?
— Частично — это забота о ваших же долгосрочных интересах...
— Спасибо. Я так тронут...
— А отчасти — забота о наших.
— О чем это вы?
— Полчаса назад пролетела летающая лодка, и уж точно не итальянская. А радисту удалось отправить сообщение, прежде чем мы захватили контроль над кораблем. И котлы в плохом состоянии.
— Зачем вы мне все это рассказываете? Похоже, вы не вполне уверены, что доберетесь до Италии.
Он помолчал несколько мгновений.
— Внизу, в машинном отделении, кочегары. Они сомневаются, нужно ли к нам присоединяться или нет, и просто тянут время, наблюдая, что происходит. Если бы к нам присоединился офицер и велел им перейти на нашу сторону, они бы, конечно, впряглись. Там в основном хорватские крестьяне, а они привыкли делать то, что приказывают.
— Понятно. Но почему я должен переходить к вам? Если я этого не сделаю, то ваш друг Эйхлер может застрелить меня и сбросить за борт, как и фрегаттенлейтенанта Штрнадла; но если этого не произойдет, худшее, что меня ожидает, это срок в итальянском лагере.
— Потому что вы чех, как и мы, вот почему. Вы и ваш пилот.
— Мне очень жаль. Хоть я и родился чехом, но давно стал австрийским офицером и отказался от национальности.
— Ну, может быть, самое время передумать. Австрия мертва, Прохазка: мертва уже много лет, еще до войны. Теперь, наконец, Старик — труп, превратился в прах.
— Позволю себе не согласиться: Австро-Венгрия, вероятно, выиграет войну.
— Австрия не выиграет эту войну, что бы ни случилось. Австрия не может выиграть. А Германия может, и что тогда произойдет со всеми нами? — Он перегнулся через стол и уставился мне в лицо. — Ради бога, Прохазка, проснитесь. Говорят, вы умный человек. Вся эта ваша драгоценная Австро-Венгрия не более чем способ заставить нас, славян, сражаться за Германию. Подумайте, какое будущее ожидает любого из нас, если они выиграют? Переходите на нашу сторону вместе с пилотом. Когда доберемся до Италии, мы добровольно присоединимся к Чешскому легиону.
— Кажется, вы слишком много знаете о таких вещах для сержанта-телеграфиста, Вачкар.
— Мое дело — знать. Мы, радисты, часто разговариваем друг с другом, несмотря на войну. Я был в контакте с Масариком и Национальным советом через Швейцарию целый год или более. Очень многие из нас во флоте и гарнизонах только и ждут этого дня. Он еще не пришел, но когда придет, поверьте, многие чехи готовы будут сделать всё необходимое.