— Всё это очень впечатляет. Так из-за чего же все неприятности на борту этого корабля?
— Из-за хорватов и словенцев. Мы могли бы еще переманить их на нашу сторону, но они больше боятся итальянцев, чем Германию. И в любом случае, половина из них сверхсрочники: меднолобые. Если офицер велит им спрыгнуть со скалы ради своего императора, они сделают это.
Должен признать, что слова Вачкара, произнесенные в то утро в кубрике, сильно меня обеспокоили; подняли на поверхность ряд неудобных полусформировавшихся идей о том, какой оборот принимает война. Но прошу, поймите, что хотя узы моей старой национальности и родного языка были сильны, верность династии и Отечеству были гораздо сильнее. В те времена все выглядело иначе по сравнению с нынешними, по прошествии семидесяти лет.
Мировоззрение всех офицеров — даже, подобно мне, ставших ими в первом поколении — успешно и крайне незаметно формировалось годами обучения в школах и военных академиях старой монархии. Преданность императору. Преданность правящему дому. Преданность своей многонациональной отчизне, своему кораблю и службе. Преданность офицерскому кодексу чести и присяге. Преданность католической церкви и друзьям родины. Все эти узы были крайне сильны.
И то, что эти принципы специально закладывались в нас, не означало, что они сами по себе были никчемны. Наоборот, оглядываясь назад, я полагаю, что не все идеалы многонациональной империи Габсбургов являлись пустыми, пусть на практике вся эта затея и обернулась катастрофой.
Однако времени для внутренних терзаний мне не дали — по ту сторону двери раздался чей-то крик.
Вачкар, вскочив на ноги, выбежал на палубу, предоставив меня юному моряку-хорвату с пистолетом. Вскоре с миделя донеслись вопли и невнятный шум борьбы. Корабль начал дрейфовать. В машинном отделении явно что-то происходило. Я сосредоточился на растерявшемся охраннике.
— Моряк, — обратился я к хорвату. — Ты слышишь?
— С вашего позволения, так точно, герр шиффслейтенант.
— И что ты собираешься делать?
— С вашего позволения... — дрожащим голосом выдавил он, — с вашего позволения, я... я вас застрелю, если вы двинетесь... с вашего позволения, герр шиффслейтенант.
— Застрелишь, моряк? Ну и ну, нельзя ведь такие вещи говорить: угроза офицеру в военное время карается смертью, знаешь ли. "Приговорен к расстрелу". Неужели ты хочешь оставить родителям такую память о себе?
У бедного паренька почти навернулись слезы. Я протянул руку.
— Ладно, ладно. Ты ведь еще совсем мальчишка, и, конечно, тебя угрозами заставили примкнуть к ним. Дай мне пистолет. И забудем обо всем.
Он едва ли не с благодарностью расстался с пистолетом, и я, взбежав по трапу, очутился на палубе сразу за боевой рубкой.
Забавная сцена предстала передо мной в сгущающихся сумерках. Голый человек, покрытый с головы до пят грязью и ржавчиной, стоял у поручней боевой рубки с пистолетом в руке и фуражкой на голове. Он увещевал толпу стоящих с открытыми от удивления ртами матросов, как безумный пророк, прибывший в Иерусалим из дикой местности с призывами раскаяться и избегать приступов гнева. Я с трудом признал в этой странной фигуре с вытаращенными глазами Франца Нехледила.
— Матросы, — вопил он, — матросы, не слушайте этих идиотов и обманщиков, которые приведут вас к врагу, подталкивают вас к пропасти и продадут вашу страну вероломному королю Италии. Чехи, словенцы, немцы, хорваты — все мы боремся друг за друга, за нашего императора и короля и за общее отечество, за Бога и за честь моряков Австрии. Вы позволите этим гадам сделать из вас предателей и мятежников? У вас и ваших семей нет будущего в Италии, вас ждет лишь тюремный лагерь, тюремный лагерь, который растянется по всему Адриатическому побережью, если итальянцы победят. Будьте верны вашей клятве; верны своим товарищам; верны благородному дому Габсбургов!
Краешком глаза я увидел движение позади дымовой трубы. Айхлер нацелил винтовку на Нехледила, стоящего на мостике, и приготовился выстрелить. Но я открыл огонь первым. Попасть в кого-то из пистолета с двадцати метров шансов мало, но мне улыбнулась удача.
Он выронил винтовку и упал на колени, схватившись за руку. Это и склонило чашу весов в нашу пользу: за несколько минут колеблющиеся присоединились к нам, а мятежники оказались надежно заперты под замком в носовом кубрике, у каждой двери и светового люка выставили часовых. Миноносец Tb14 вернулся в ряды императорского и королевского флота.
Вся история прояснилась позже: как Нехледил чуть не потерял сознание в затхлом воздухе трюма, но ему все-таки удалось развернуться в этом тесном углу и проползти к шкафчику у подножия сходного трапа. Плита на полу под шкафчиком доставила ему некоторые хлопоты, но удача и "мастерство" господ Ганца и Данубиуса оказались на нашей стороне: вместо стального листа пол шкафчика был сделан из фанеры.