Даже Гумберг с облегчением выдохнул, завидя то, как эльфы перестали красться, а вдалеке показались первые пятнышки света за густыми зарослями. Хотя, это больше похоже на свет, испускаемый светлячками. С трудом, (для чужаков), они преодолели природный барьер из терновых кустов, оврагов и прочего, оказавшись на краю красивой, но не большой, поляны. За спиной группы из четырёх эльфов, Гумберга и дварфа, оказались ещё два силуэта. Эльфы.
«Когда же они успели присоединиться? Нужно быть внимательнее…» — Заметил наёмник, всмотревшись в их новых–старых провожатых. Тоже невысокие, смуглые, с копьями наперевес. Фараэль слегка кивнул, они ответили тем же, и, расступившись, разошлись в разные стороны. Мечник осмотрелся, не шёл ли с ними кто–то ещё, кого он не заметил. Нет, сейчас здесь только они шестеро.
— Что–же, на удивление, мы дошли довольно быстро. Идём дальше. — Тихо сказал Фараэль, махнув рукой.
Тордрак, хрипя, выдохнул и сплюнул. Путь ему дался не легко. Наёмник положил ему руку на плечо, ожидая, когда он сможет отдышаться и попутно разглядывая картину, открывшуюся перед ним.
Гумберг никогда не видел такого места, как это. Точнее, не помнил, когда мог видеть хоть что–то похожее. Отдалённое и скрытое, окружённое опасной, даже хищной природной территорией, место, на которое, (до этого момента), никогда не ступала нога человека. И будет ли кто–то из людей здесь когда–нибудь ещё?
Поляна была большой, настолько, что там могла поместиться крупная деревня. Только в этой деревне, скрываемой густой растительностью на многие километры, вместо привычных, грубо сколоченных домов, были огромные шатры, самых разных цветов и размеров, украшенные самыми разными предметами. Черепа, вырезанные из дерева предметы искусства, разные глиняные статуэтки, разукрашенные цветными красками. Цвета. Это было что–то. Все оттенки синего, фиолетового и даже зелёного. В темноте это казалось диким, как некоторые бы выразились, смешением неизведанного и волшебного, в лице множества светлячков, служащих здесь источниками света вместо огня, и чего–то простого, первобытного и грубого по сравнению с современностью — шатры, сделанные из серых и тёмных шкур животных, украшенные так, как украшали свои жилища первобытные люди.
— Разве эльфы не живут на деревьях? — Делая паузу после каждого слова, спросил Тордрак, борясь с отдышкой.
«Как бы не устал, а что–нибудь такое всегда горазд вставить?» — С ухмылкой подумал мечник, ещё раз оглядевшись. Фараэль и эльф с эльфийкой к этому времени уже ушли.
— Где ты здесь видишь деревья, идиот? — Обратилась Тиа к дварфу. Она была единственной, кто осталась с ними двумя.
— Вокруг лес, вообще–то, девочка.
— Кого ты… Да с чего ты… Ты, со своими комментариями, грязный, вонючий, старый… — Начала перечислять девушка, не зная, что ответить.
Тордрак тем временем отдышался, выпрямился, нарочито деловито обернулся, оглядываясь вокруг и игнорируя эльфийку. Гумберг молчал, наблюдая.
— Ну, что бы ты не говорила, а на ветках то ты сидела, над нашим лагерем то. Вот я и подумал. — Ухмыльнувшись во все двадцать восемь своих зубов, ехидно пояснил Тордрак.
Эльфийка, на удивление, не ответила, лишь молча двинулась в сторону одного из шатров, нагоняя остальных. «Что, она ждала нас?» — Пронеслось в голове бледного.
— Тордрак, пошли. Как–то неудобно получилось. И, гм, пожалуйста, постарайся больше не кидаться своими расистскими колкостями.
— А я что, я же правду говорю… Ай, пошли, Серый. Интересно, чё им там от нас надо, да? — Спросил дварф, посмотрев на друга снизу–вверх блестящими глазами.
— Да. — Кивнул наёмник.
Десятки заинтересованных, подозрительных и пугливых взглядов въедались в спины пришедших. Все эльфы, живущие здесь, смотрели на двоих чужаков с опаской или наоборот, презрением, шептались, отступая подальше и уводя детей в дом. Почему–то, на улице было достаточно многолюдно, несмотря на то, что уже поздняя ночь, а, если точнее, очень, очень раннее утро. Пепельноволосый мечник осмотрел поселенцев. Все смуглые, (хотя при таком освещении было трудно различить), поджарые и низкие, по комплекции больше напоминающие человеческих юношей и девушек, а не взрослых мужчин и женщин. И только сейчас Гумберг понял. Понял, почему эльфов, этих, на первый взгляд дикарей, называют грациозными и утончёнными. Именно сейчас, на общем фоне самых обычных обывателей, тихо–мирно проводящих время, он осознал это — эльфы совсем не грациозны. Всё изящество и грация, которыми описывали представителей этой расы, вводя в заблуждение людей, было скрыто за этими, самыми обычными, не в обиду им, людьми. Такими же, как и сам Гумберг и любой другой человек, дварф, халфлинг или гном. Неловкие, скованные в движениях и мыслях, (Тордрак ко второму типу не относился), существа. Но только тот, кто видел их настоящих, на охоте, при выслеживании добычи или в попытке скрыться от противника, мог понять истинное значение такого понятия как «С грацией эльфа» и тому подобное. Не те, кто был обманут собственными ожиданиями, но те, кто, не разбрасываясь пустыми словами, всерьёз заинтересовался, откинув предрассудки. Пепельноволосый охотник был ни тем, ни тем, но именно он смог увидеть то самое, за что эльфов хвалили немногие избранные, пытающиеся разъяснить их красоту, их природу простым людям, через множество поэм и историй. Историй, что создавали эти самые ложные образы и ожидания.