«Она, страдая, пыталась сбежать. Из–за тебя всем пришлось пережить этот кошмар. Из–за тебя мы не можем уехать отсюда и неизвестно, что будет дальше. Из–за тебя…»
Он попытался взять себя в руки, но его мысли путались, сбивались, игнорируя попытки сосредоточиться на чём–нибудь помимо закипающей где–то внутри злобы. Путали его также и странные образы, возникавшие перед глазами, смутные обрывки воспоминаний, наваждения которых он сгонял как остатки сна. Туманные и противоречивые ощущения поднимались всё выше и выше, как клубы дым, что таились до этого в его сознании, беспрерывно сменяющиеся и пульсирующие в голове, звенящие и шипящие, шепчущие и кричащие одновременно, но так далеко от него, словно шелест листвы.
Охотник на монстров сделал шаг вперёд. Посмотрел вниз и вправил ногу. Потом ещё один шаг. И ещё. Пепельноволосый охотник поднимался вверх, шаг за шагом. Кровь струилась по его пальцам. Теперь это была его кровь, ведь от злобы он сам не заметил, как стиснул кулаки сильнее, игнорируя впившиеся в кожу ногти.
«Верно. Я охотник на монстров. И сейчас я делаю именно то, что и должен — охочусь на монстра.»
Раздался крик. Потом ещё один. Гумберг не знал, сколько он так пролежал на холодном, каменном полу без сознания. Но теперь он отчётливо чуял запах дыма и треск пламени. Различить голоса в этой какофонии звуков было невозможно. Дверь оказалась заперта, что, впрочем, совсем не удивило наёмника.
Удар. Ещё один. Охотник наносил удар за ударом, сдирая кожу с костяшек. Бил, не переставая и даже не думая перестать. От каждого такого удара дверь трещала, ломилась, а старая ручка прогибалась всё сильнее и сильнее под натиском мечника. Гумберг закричал. Удар. Ещё один. И снова, и снова, и снова, и снова, и снова, и снова…
Со звоном ручка упала на ступеньки и, подпрыгивая, покатилась вниз. Сопровождаемая скрипом, дверь медленно приоткрылась. И явила на свет страшное, но внешне спокойное лицо мертвеца. Мертвеца с горящими глазами цвета самого чистого рубина. С глазами, горящими яростью.
Гумберг прошёлся по коридору, всё отчётливее видя стелящийся по полу дым. За углом раздался грохот. Языки пламени, находившиеся у самых оснований деревянных стен, с каждой секундой поднимались всё выше и выше. Картины падали, разламывая рамы, а бумага чернела и тлела. Становилось всё жарче и жарче. И в этом аду из пламени и дыма мечник смог разглядеть тело. Тело Роберсона, до последнего сжимавшего меч. Из–за угла вышел Ростаф.
Весь потрёпанный, в саже, красный и вспотевший, он безумными глазами смотрел на Гумберга. Его руки задрожали. Руки, в которых был антрацитовый меч наёмника. Ростаф сжал его посильнее, да так, что побледнели костяшки. Заговорил, побелев:
— За что?
— Гм, прости? — не понял наёмник.
— За что ты убил Ромари? Роберсона? Люси? За что? — Ростаф шептал, постепенно переходя на крик. Его лицо было покрыто испариной, а глаза бешено бегали. — Что они тебе сделали!?
Гумберг перевёл взгляд на мёртвого хозяина гостиницы. Его глаза были полуприкрыты, а в груди зияла рана. Кровь расплылась по некогда белой рубашке. В руке был небольшой полуторный меч с v-образной гардой.
Мечник сделал пару шагов в сторону, медленно двигаясь в телу, не сводя глаз с мужчины. Тот, покачиваясь, переводил меч в сторону, по направлению к Гумбергу.
— Я ничего не понимаю, — спокойно сказал мечник.
— Ты! Ты убил Ромари и Ростафа! И Веронику! Заколол прямо при мне! Ухмыляясь!
— Пекло, — выругался мечник. — Тело служанки лежит прямо за мной. В том самом подвале за моей спиной. Она лежит, со вспоротым горлом, залитая спиртом.
— Это ложь! — воскликнул Ростаф.
— Иди и сам убедись, — забирая меч с тела хозяина гостиницы, проговорил наёмник.
Ростаф покачнулся, замолчал на несколько секунд. Перехватил меч наёмника поудобнее. Хищно и пугливо одновременно сощурил глаза.
— Это не отменяет того, что ты убил при мне остальных!
— Это был доппельгангер.
— Его не могло тут быть! Никто бы не прошёл через такую метель! Ни одно живое существо! И не пытайся оправдаться, Роберсон бы знал…
— Гм, ну, так уж получилось, что прошёл, — хмыкнул наёмник, описав мечом полукруг. — Отдай мой меч.
— Чтобы ты им и меня зарубил!? — лицо мужчины дрогнуло, стоило ему завидеть горящие глаза мечника. Глаза, в которых отражалось разгорающееся пламя.
Красные языки проглатывали стены, с каждой секундой поднимаясь всё выше и выше. Где–то наверху трещало дерево. Обои обуглились, став чёрными как смоль, а потолок заволок серый дым. Единственное место, которое не мог поглотить огонь, это каменный пол. Шаг в права, шаг влево — и всё безопасное пространство для свободного перемещения заканчивалось.