Двухгодичник
Моей жене, Ирине,
Посвящается
От автора
Представьте себе, если позволяет возраст, начало семидесятых. А если
возраст не позволяет, то вообразите. По крайней мере, продолжайте читать
до тех пор, пока есть время, которого нам отпущено не так уж много.
Короткий его отрезок (всего два года), о котором я написал, - это просто
миг в масштабе Вселенной, да и в жизни нашей – что такое два года? Мы
не помним прошедшие десятилетия если ничего существенного не
происходило. Мне же эти два года запомнились на всю жизнь как
концентрация всего нового и необычного для меня, как сгусток энергии и
пространства. Это было моим "Нескучным садом", из которого я вышел
необстрелянным, но готовым к войне. Выйдя, я пытался всем рассказать, о
том, что чувствовал там и видел, но слушали меня рассеянно и не
понимали. В общем, пришлось пережить судьбу всех тех, кто возвращался
с войн, больших и малых, на которых приходилось рисковать, не спать по
несколько суток, мокнуть под дождем и жариться на солнце. Судьбу тех, кто
увидел, выйдя из "сада", что никто и не подозревает о его существовании,
что у всех другая жизнь, другие, мирные, заботы, другое время.
2
Двухгодичник
Летописец на скамейке сидит
Что-то пишет. Не про лето ли он?
Так насупился – ужасно сердит...
К цели, ведомой ему, устремлен.
Описан небольшой отрезок времени, которое потом назвали “временем
застоя”. Позади годы "оттепели" и правления Хрущева. Хорошо помню, как
перед отстранением его от власти, в автобусах, трамваях и троллейбусах
провокаторы КГБ, загримированные под алкашей, мутили народ. Почему
провокаторы и почему КГБ? Так я решил для себя, внимательно
понаблюдав за ними. Заметив в их действиях закономерность, я стал
кататься по городу, потратив все свои скромные сбережения. "Алкаши" как-
то одновременно появились почти во всем общественном транспорте,
одетые примерно одинаково. Они, как правило, заходили в первую дверь и,
игнорируя крики кондукторши, выдавали примерно одни и те же
провокационные фразы об очередях за хлебом и слабости власти.
Вспоминаю, что как раз перед этими "выступлениями" возникли (а, скорее
всего, организованы) проблемы со снабжением хлебозаводов мукой, а
магазинов остальными продуктами. Эти проблемы и были главными
козырями "алкашей" в их монологах. Как только ЦК выдвинуло бровастого
генсека, порядок восстановился как бы сам собой: снабжение улучшилось,
порядок в представлении правящей партийной верхушки навели, но
"оттепель" закончилась. Начался застой. Однако, застой-застоем, а страна
3
развивалась. СССР вышел на передовые позиции в освоении космоса,
развитии авиации, атомной энергетики, фундаментальных и прикладных
наук. Армия была еще сильной, но не хватало грамотных офицеров,
поэтому в ВУЗах, особенно технических, создали военные кафедры, начав
некоторых студентов после защиты диплома призывать в вооруженные
силы. Принцип отбора неясен мне до сих пор. Может быть, случайно, но в
моем городе призвали, в основном, евреев. Очевидно, военный чиновник,
ведающий призывом в городском военкомате, был антисемитом и думал
примерно так: "Физически работать они не хотят. Разбрелись, понимаешь,
по институтам и университетам, а мы их в Армию – пусть послужат,
понюхают пороха и узнают почем фунт лиха...". А, может, скрытый сионист
и "облагодетельствовал" своих? Или шутник, который направил в офицеры
сплошь одних евреев по паспорту, и потом сильно смеялся в кругу семьи,
демонстрируя золотые коронки.
Так уж получилось, что мне не повезло (или повезло), и я попал в число
"избранных" т.е., загремел после окончания политехнического института в
Советскую Армию, да не куда-нибудь, а в Туркестанский военный округ
(ТуркВО), о котором шла слава, как о месте ссылки военнослужащих.
Предписание (направление) должны были давать в штабе этого округа – в
городе Ташкенте, куда я решил поехать на автобусе из своего родного
города Алма-Аты в конце жаркого лета. Я рассчитывал что, коль скоро в
запасе у меня два дня, то на центральной автостанции Ташкента я