Что это было за заклинание, Рэн не знал и знать не хотел. Над полем боя сгустилась тьма, набухающая, точно грозовая туча, но вместо капель в ней стали появляться воющие трещины, из которых прямо на линию атакующих полезли жуткие на вид твари — безглазые, безносые, с одним только круглым ртом в полголовы. Вряд ли хоть кто-то из живущих мог сказать, из каких глубины Эфира они явились.
Люди в красном попытались было отбиваться, но куда там! Шесть голодных демонов глотали направленные в них заклинания, как конфетки, а подойдя вплотную, устроили резню. Они рвали людей на части, жадно ловили брызги крови, откусывали руки и головы, но как только жертва умирала, сразу теряли к ней интерес. Их интересовали только живые.
И даже этого Энормису показалось мало, потому что он, перетянув разрезанную руку лоскутом одежды, сам присоединился к бойне. Рэн, не в силах оставаться в стороне, вонзил ногти в ладони и вызвал альтера, который быстрой тенью метнулся в дерущуюся толпу, чтобы помочь победить чародеев в красном.
Оставшиеся нападающие, даже несмотря на такую страшную атаку, сумели отпрянуть и перегруппироваться, и обнажили клинки. Им удалось убить двух чудовищ, прежде чем до них добрался главный, жаждущий мести монстр, который ещё пару минут назад был человеком.
На пару с альтером Рэна он врубился в кучку теперь уже защищающихся чародеев. Когда их осталось четверо, они дрогнули и побросали оружие.
Двое с криками бросились прочь. Их быстро догнали и заживо обглодали демоны.
Один упал на колени и начал причитать на непонятном языке.
Последний остался на ногах, но высоко поднял руки — решил сдаться.
Пуэри отозвал альтера, так как не хотел убивать безоружных. Но Энормису было плевать. Он так и не остановился до тех пор, пока не истребил врагов всех до единого, с особой яростью втаптывая тела убитых в землю.
Лишь когда голова последнего мага, с уродливо разинутым ртом и выкаченными из орбит глазами, упала к его ногам, Энормис опустил руки и выронил меч. Оставшиеся демоны обступили его, обнюхали, но отчего-то не тронули — ушли обратно в Эфир. Чародея сильно качнуло из стороны в сторону, и он упал бы прямо среди им же нарубленных тел, если бы не подоспевший пуэри, который подхватил и аккуратно уложил человека на окровавленный снег.
Бой закончился всеобщим поражением.
Рэн не видел лица, но чувствовал, как крупной дрожью колотит его друга, и изо всех сил боролся с потрясением. У него в ушах до сих пор стоял тот вопль, который испустил Энормис, когда понял, что Лина погибла во взрыве. И то, что было позже, этот самоубийственный прорыв — пуэри пытался поставить себя на место друга и не мог. Не мог себе представить такого отчаяния.
А ведь он думал, что нет ничего хуже, чем то, что пережил последний оставшийся в живых пуэри. Что ничто не может быть страшнее, чем утрата целого мира. Но теперь смотрел на своего друга и сомневался: а вдруг может? Конечно, трудно сравнивать, ведь люди и пуэри устроены по-разному, и реакции у них в корне отличаются, но этот крик… Рэн понимал его. Это концентрированная боль, которая затапливает разум, перехлёстывает через все края. Да, Рэн понимал. Просто не способен был испытать такое. А Энормис — мог. И для пуэри этот факт сделал непостижимую человеческую природу чуточку понятнее.
Позади раздался чей-то голос, и Рэн далеко не сразу понял, что говорил Кир.
— Что? — ошеломлённо переспросил он, оборачиваясь к гному.
— Живой, говорю? — тихо повторил копатель, кивая на Энормиса.
Рэн снова опустил голову и собирался что-то ответить, как вдруг ощутил, что человек перестал трястись.
Эн шумно вздохнул. Замер на несколько секунд. Опёрся здоровой рукой о землю, поднялся, хоть и с явным трудом. Выпрямился.
Человек молча оглядел товарищей, как показалось Рэну — вполне осмысленным взглядом. Лицо его побледнело, кровь из рассечённого лба плавно стекала к подбородку, нос тоже был перебит, — но всё это ничто по сравнению с тем, что изменилось в его глазах. Они словно… опустели? Нет, глупое и неподходящее слово. Они выстыли. Как что-то неживое.
Чародей сделал несколько шагов и пошатнулся, Кир подскочил к нему, чтобы поддержать, но тот оттолкнул гнома, твёрдо намереваясь идти самостоятельно. В его неверной походке, тем не менее, сквозила мрачная решимость и непреклонность. «Он как будто идёт на войну, — подумал Рэн, плетясь вслед за ним. — Бесконечную войну для одного человека».