Он оглянулся: Энормис был единственным из них, кому рост позволял видеть происходящее, но оно словно его не интересовало: взгляд, несмотря на накалённую обстановку, спокойный, даже отсутствующий, движения холодные, точные — он просто ждал, когда всё закончится.
— Остановитесь! — раздался голос, резко выделяющийся на фоне остальных.
В дверях собора стоял северянин в скромной сутане, с пронзительным взглядом из-под густых бровей, тонким носом, не сочетающимся с массивным подбородком, крепкий, высокий, чем-то неуловимо отличающийся от других своих соотечественников.
— Хватит крови! — крикнул ещё раз Саркола, и драка тут же прекратилась.
Народ поутих, сверля злобными взглядами бывшего своего Мессию, и готов был вот-вот броситься на него и разорвать на куски.
Не мешкая, но и не торопясь, спокойным, уверенным шагом он сошёл с крыльца, отстраняя оставшихся в живых защитников плавными движениями и, сложив молитвенно руки у груди, остановился перед строем пришедших по его душу горожан.
— Вот он, демон, извращающий добрые души! — крикнул откуда-то сзади церковник, ещё недавно произносивший речь у подножия статуи. — Покайся в грехах своих! Проси прощения у Богов за свои чёрные помыслы и дела, и тогда смерть твоя будет милосердной!
— Я не стану каяться в том, что почитаю святым, — твёрдо ответил Саркола, не поднимая головы. — И не отрекусь от своей веры. Моя вера — это все, что у меня есть!
— Он не хочет каяться! — выкрикнул церковник, взобравшийся на какие-то ящики, и народ тут же злобно заворчал. «Еретик!», «Будь ты проклят!» — кричали люди, но стоящий пред ними северянин даже не шелохнулся.
— Готовьте костёр! — гаркнул недавний оратор, а теперь обвинитель и судия в одном лице.
Снова поднялся гам, рядом с Рэном, откуда ни возьмись, появились городские стражники, расталкивающие людей, чтобы освободить место, несколько горожан уже тащили вязанки хвороста и дрова.
К Сарколе тут же подскочили ещё двое стражников, бесцеремонно заломили тому руки и повели к расчищенной для костра площадке, другие их сослуживцы сторонили людей, давая дорогу позорной процессии.
Что-то обвинительное кричал позади разошедшийся церковник, но Рэн больше не слушал его, наблюдая за человеком, ведомым сквозь толпу людей, ещё недавно бывших его паствой. На него со всех сторон сыпались проклятия и оскорбления, летели камни, секущие лицо, но тот не издавал ни звука, смиренно терпя унижение.
К тому времени, как Сарколу вывели из толпы, для сожжения уже всё было готово — столб установлен, хворост разложен, верёвки приготовлены. Пуэри оказался возле самого края расчищенной площадки, а потому увидел кровь, стекающую по лицу согбенного северянина — один из камней угодил тому в лоб. Едва его привязали, церковник начал перечислять все его прегрешения, список оказался таким длинным, что экзекуция затянулась ещё на десять минут. После каждого нового пункта толпа взрывалась новым криком, полным злобы и ненависти.
— Предайте его очистительному огню! — крикнул наконец церковник.
Из толпы вышли два стражника с факелами и прошли по кругу, поджигая сухой хворост.
Саркола стоял к Рэну вполоборота, охотник прекрасно видел выражение его лица: тот никак не реагировал на занимающееся у его ног пламя. Лишь выпрямился, насколько ему позволяли верёвки, твёрдым взглядом смотрел в небеса — должно быть, мысленно молился, — и не обращал внимания на мирных горожан, так легко превратившихся в толпу кровожадных линчевателей.
Между тем огонь добрался уже до его ног.
— Взывай к Богам, еретик! Докажи, что они на твоей стороне, пусть они спасут тебя от смерти! — издевался церковник со своего возвышения.
Мощный порыв ветра внезапно обрушился на заполненную людьми площадь и едва не погасил разгорающееся пламя, народ ахнул от неожиданности и испуганно зароптал, но огонь тотчас же принялся за пищу с удвоенным аппетитом. Толпа поутихла, поглощённая зрелищем — не каждый день Мессий жгут на кострах!
Сутана на теле Сарколы загорелась и зачадила, священник конвульсивно задёргался, но по-прежнему не издавал ни звука. Люди, не понимая, почему еретик не кричит и не молит о пощаде, недоуменно переглядывались и переговаривались, кто-то крикнул жалобно: «Хватит!», но на него тут же зашипели, чтобы тот молчал.
По площади стал распространяться запах паленой плоти, фигура Сарколы загорелась уже полностью, конвульсии становились всё сильнее и сильнее, но тщательно вымоченные верёвки всё ещё держали его в огненной ловушке.
— Яви нам чудо, еретик! — крикнул церковник. — Докажи свою избранность!