Тельм оглушительно свистнул вверх, после чего из-за края стены показалась голова третьего караульного.
— Открывай!
Голова исчезла, раздался короткий удаляющийся топот, а потом створки медленно поползли наружу.
— А зачем эта бумага? — спросил любопытный Рэн, наблюдая, как снаружи, за воротами, опускается крепостной мост.
— А, на всякий случай, — легко махнул рукой стражник. — Чтобы знали если что, кого нашли, иль наоборот, не нашли.
— Оптимизм аж с ног сшибает, — пробормотал Кир, но его, по счастью, услышал только пуэри.
Наконец створки полностью отворились, открывая вид на заснеженный неровный пустырь, теряющий свой край в лёгкой дымке.
— Ну вот, удачной вылазки вам. Поспешайте не торопясь и помните, что вдумчивость — залог безопасности, — сказал старший страж явно заученные слова. — Ждём назад.
Вздохнув, путники вышли на мост.
— Вот тебе и ров, — сказал Арджин, глядя вниз. — С этой стороны он есть.
— Ой, да плевать, — буркнул Кир раздражённо. — Единственное, что я хочу от этого рва — увидеть его снова на обратном пути.
— Будем надеяться, что увидим, — сказала Литесса, и отряд замолчал, погрузившись в задумчивость, которая будто являлась неотъемлемой частью окружающей их стылой равнины, что выступала предисловием к ещё более неприятным местам.
Глава 18
Выродки
Лабиринт кривых зеркал несётся мне навстречу. Изломанные, исковерканные отражения появляются и пропадают в стыках, превращая моё тело в многоруких химер с составленными из осколков лицами.
Я замечаю целое зеркало и в надежде останавливаюсь напротив, но отражение в нем вдруг оживает и его рот разрывается в крике, я снова бегу, едва успевая замечать повороты. За каждым из них меня ждёт лишь новый коридор с бесчисленными ответвлениями, а со всех сторон глядят мои же глаза: испуганные, осуждающие, озлобленные, безразличные — всякие.
Поняв, что отсюда нет выхода, я бью кулаком ближайшую стену. Осколки со звоном разлетаются, в зеркала тут же вползает тьма, смешанная с кровью, но я уже вижу выход и бросаюсь в пролом. Здесь темно, но стоит лишь сделать шаг, как зажигается свет, и я вижу ещё одно зеркало, в котором отражается моё ненавистное лицо. В бесконтрольной ярости я выхватываю кинжал и бросаю его в идеально гладкую поверхность, оружие пропадает в зазеркалье, а его близнец вырывается оттуда и летит уже в меня. Нужно отклониться или отбить его в сторону, но руки слишком тяжелы и вязнут в пространстве. Острый клинок проскальзывает меж ладоней и вонзается мне в грудь.
Я падаю, чувствуя внутренностями твёрдую ледяную сталь. Мне больно, сердце в агонии сжимается в последний раз и выбрасывает кровь из пробитых желудочков, которая растекается по безупречной плоскости стеклянного пола. Багровая волна накрывает моё искажённое отчаянием лицо и уверенно ползёт дальше и дальше, не собираясь останавливаться. Я жду, когда кровавый поток моей жизни иссякнет, но никак не могу умереть, лишь продолжаю лежать в вязкой липкой луже, которая становится всё больше и больше…
Вдруг ставший привычным сценарий меняется — сверху что-то лопается, я вижу собственную руку. Она хватает меня за шкирку и резко дёргает вверх, выдёргивая из видения.
— Можешь не благодарить.
Надо мной стоит Отражение, пронизывая насквозь насмешливым взглядом. Злоба и помешательство рассеялись без следа, и глаза мои с радостью впились в голубое небо, покрытое тонкими пёрышками облаков.
— Делай это почаще, — сказал я, поднимаясь на ноги.
Грудь оказалась цела, никаких следов кошмара, овладевшего мной, уже не осталось.
— Я тебе не спасатель, — ответил двойник и сел на сотворенный прямо из воздуха стул.
— А мне казалось, что именно в этом ты видишь свою миссию.
— Но твои кошмары — это твоя проблема. Ты не калека и не душевнобольной, сам в состоянии справиться со своими тараканами.
Бескрайняя равнина, покрытая приятной короткой травкой, равномерно освещалась стоящим в зените солнцем, лёгкий ветерок покачивал мягкие стебельки, превращая зелёный ковер в волнующееся живое покрывало.
— Они съедают меня изнутри, и сапогом до них, увы, не дотянуться.
— Не ной.
— Это так и есть. Ты должен знать это как никто.