— Поживились? — бросил я, не сдерживая отвращения.
— Мы сделали то, что должны делать все люди! — выкрикнул Лентер, брызгая слюной.
— Ты просто жадный головорез, — с омерзением проговорил я. — Такие, как ты, позорят весь людской род. Это ты — гниль. Это ты — выродок. Пошёл вон с глаз моих.
На мгновение лицо наёмника перекосило, но уже через секунду его губы скривила змеистая улыбка. Он медленно поднял обе руки, словно в примирительном жесте, и, подмигнув мне, вдруг резко их опустил.
Миг спустя где-то сбоку тенькнула тетива, я среагировал на звук, начал поворачиваться, но маленький Раш-ха-тре оказался быстрее. Должно быть, он заметил стрелка раньше и, использовав для толчка небольшой камень, с рыком выскочил прямо передо мной. Предназначавшаяся мне краснооперённая стрела с отчётливым хрустом пробила его голову и бросила обмякшее тело оземь.
Я дёрнулся к парнишке, за моей спиной Рэн выстрелил в ответ, и со стороны раздался короткий вскрик. Не приходилось сомневаться, что стрелок уже мёртв.
Все пришли в движение. Мои товарищи встали спина к спине, зашипела магия Литессы, люди Лентера бросились было на нас, но их остановил мой рёв:
— Стоять!!!
Видимо, испугавшись чародейки, люди замешкались, но не все.
Предводитель псевдоразведчиков проигнорировал мой приказ. Его клинок вспорхнул, направляясь в мою шею, но я не собирался предоставлять ублюдку ни единого шанса. Меч расплавился, обжигая руку наёмника сквозь перчатку, не ожидая ничего подобного, человек взвыл, и я ударил по нему силовой волной, сбивая с ног.
В голове защёлкали искры.
— Встать.
Наёмник корчился на земле, сжимая здоровой рукой повреждённое запястье, и не вставал.
Я подошел к нему и с размаху ударил сапогом в зубы.
— Встать!
Лентер снова взвыл, но всё же внял приказу и медленно поднялся, держась за разбитое лицо. Сначала на четвереньки и только потом на ноги.
— Ух, с-с-сука… — прошепелявил северянин, глядя на меня со смесью злости и ужаса. — За что?! За этих тварей?..
— Да, за них, — сказал я. — Ещё несколько месяцев назад я бы долго сомневался, а потом всё-таки оставил тебя в живых, потому что того требует человечность. Но теперь мне не надо ничего себе доказывать. Ты скотина, и ты мне не нравишься. Поэтому ты сдохнешь здесь и сейчас. А камешки можешь себе оставить. Навсегда.
Лентер открыл рот, чтобы что-то сказать, но я не дал ему произнести ни слова. Некротическое плетение, уже давно жгущее мне руку, превратило его тело в фарш, свалившийся на землю с отвратительным хлюпаньем. Мою одежду покрыли мелкие крапинки крови.
— Теперь вы, — я повернулся к оцепеневшим наёмникам. — Сложите оружие.
Мечи полетели в общую кучу.
— Снимайте одежду.
Выпучив глаза, люди переглянулись в сомнении, но у меня не было времени с ними возиться.
— Быстро. Пока я не сделал с вами то же самое.
Портки я разрешил им оставить, остальное — подверг энтропии вместе с оружием. На меня смотрело восемь пар перепуганных глаз, ожидающих оглашения своей участи. Высокие лбы, гладкая кожа, ровные зубы. Лица столь же красивые, сколь отвратительные.
— Валите отсюда. Так же, как пришли. И если выживете, расскажете другим, как вредно бывает жадничать. Пошли!
Почти голые люди бросились вверх по склону, на ту самую тропинку, по которой мы пришли сюда вчера. Никто даже не оглянулся — все были слишком заняты спасением своей шкуры. Без снаряжения у них практически не было шансов, и я отлично это понимал.
Я проводил их взглядом и пошёл вглубь селения, осматривая тела убитых моготов. Старика Хареха удалось найти без труда — он едва успел выйти из своей хижины, когда ему в сердце вошла стрела.
«Я скоро умру, — сказал мне шаман накануне, — но ненависть не живёт в моей душе».
«Моготам неведом страх смерти, — сказал он. — Мы умираем легко».
Наклонившись над распростёртым на земле телом, я закрыл мертвецу глаза.
А потом развернулся и пошагал прочь.
Отряд встретил меня гробовым молчанием.
— Выдвигаемся в Костяную долину. Сейчас же.
Едкий дым нехотя выпустил нас, скрыв зрелище праздника смерти. Шли молча и не оглядывались, оставляя позади тела моготов и разорённое селение. Горстку недожитых, скупых на радости жизней, положенных на искупление чужих грехов. Выродков, которые не знали благополучия, но умели благодарить.