- Ладно, Давид, темный для спальни – плохо, в полоску – плохо, красный – плохо, - эмоционально выговариваю, готовая развернуться и уйти отсюда. – Может тогда просто оставить стены как есть? Пусть будут белыми! Белый – хорошо для спальни?
- Асья, прости, я не хотел тебя обидеть. Если хочешь, я буду отныне молчать. Или могу выйти и подождать тебя в машине, - Давид старается говорить ровно, но чувствуется в голосе какая-то растерянность и сожаление, что ли…
- Нет уж, - снова вредничаю. – Теперь давай ты выбирай, раз такой знаток!
Демонстративно складываю руки на груди и смотрю на парня с вызовом. Но он, на удивление, не ведется на провокацию, а просто молча идет по рядам в одном ему известном направлении, словно точно знает, что ему нужно.
- Вот, думаю, нужно что-то из этого раздела. Цвета неброские, рисунок спокойный и ненавязчивый. Антонина Михайловна, думаю, оценит.
Бабушка! Ну конечно! Я же должна была в первую очередь беспокоиться о её комфорте. Мне становится стыдно от того, что посторонний человек оказался намного предупредительнее в этом вопросе и, в отличие от меня, подумал о хозяйке квартиры.
- Это просто немыслимо! – заменяя слово «капец», которое так и рвалось с языка, восклицаю я. – Этот отдел, оказывается, так и называется «Обои для спальни». Смотри: тут же черным по белому написано! – Давид снисходительно улыбается – он, похоже, всегда видел эту вывеску. - Огромными буквами… А я, как дура, пыталась изобрести велосипед.
- Кстати, о велосипеде! – парень достает нужное количество рулонов и складывает их в тележку. – Не хочешь сегодня обновить свой транспорт? Я как раз забрал моего двухколесного коня с ремонта. Да и погода вроде бы неплохая – последние теплые деньки остались перед морозами.
- Хм, - раздумываю над его словами. А почему бы и нет? – Ну, давай. Только сначала нужно стены прогрунтовать, чтобы завтра обои клеить, - говорю, когда мы уже стоим у кассы.
- Девушка, извините, что вмешиваюсь, - вдруг обращается к нам кассир. – Обои, которые вы выбрали, не требуют предварительного покрытия стен грунтовкой.
Ну что за люди! Подслушивают чужие разговоры.
- Ну ладно тогда. Значит сегодня будем вспоминать, как крутить педали, - улыбаюсь Давиду и получаю в ответ полную взаимность.
20.
Когда я говорила, что нужно будет вспомнить, как крутить педали, я вовсе не шутила. Вернее, я очень надеялась, что это я так шучу, а на деле выйдет само собой – типа: раз научился ездить, то обратно уже не разучишься.
- Асья, крути педали и рулить не забывай, - кричит запыхавшийся Давид, который держит меня вместе с велосипедом, когда я пытаюсь ехать на нем. Не на Давиде, конечно. Ну, в общем, вы поняли.
- Да я стараюсь, - кричу в ответ и почему-то тоже голосом загнанной лошадки, хотя бежит за великом парень, а я лишь нажимаю на педали. – Давиииид…
Переднее колесо съезжает с асфальтированной части аллейки, которую мы выбрали в качестве полигона, и велосипед стремительно накренивается на один бок. Что происходит дальше я понять не успеваю, но приготовившись встретиться лицом с землёй-матушкой, зажмуриваюсь перед неизбежным. Приземляюсь я, на удивление, мягко. Открываю глаза и понимаю, что лежу на… Давиде.
Как это вышло, я понять не успеваю, потому что неловкость и смущение нахлынули неожиданной волной, и, кажется, заставили щеки покраснеть.
Смотрю на парня несколько секунд, пытаясь понять, как себя вести и что сказать или сделать в подобном положении, но Давид спасает ситуацию. Он вдруг разражается смехом. Вся неловкость пропадает в миг, и вот я уже хохоча вместе с ним поднимаюсь на ноги.
Ещё с час мы просто гуляем, ведя велосипеды за руль, лишь изредка предпринимая попытки научить меня ехать самостоятельно. Усевшись на скамью в небольшом парке в нашем районе, продолжаем беседу, которая захватила настолько, что мы не замечаем, как день спешно перешел в вечер. Это совсем не удивительно для середины октября, но когда над нами вдруг загорается фонарь, освещая пространство вокруг теплым желтым светом, то мы, резко очнувшись, понимаем, что засиделись и пора завершать прогулку.
- Давай еще разок я попробую, - говорю Давиду, когда мы поднимаемся, чтобы идти к дому. – Обидно будет, если я так и не смогу сегодня прокатиться.
Давид соглашается и, оставив свой велосипед у ближайшего дерева, снова занимает позицию около меня.
Многочисленные попытки не прошли даром, и я наконец ловлю то самое равновесие, которое так долго от меня ускользало. Я еду. Я ЕДУ!!!
Хочу сказать об этом Давиду и даже поворачиваюсь, чтобы увидеть его одобрительный взгляд, но в этот момент что-то пошло не так. И, как назло, это происходит именно тогда, когда крепкие руки отпускают седушку, за которую они держались. Как оказалось, не «держались», а «держали»…
Второе падение пошло по другому сценарию. Давида подо мной не оказалось…
- Асья! Асья! Прости! Ты ударилась? Что болит? - мой мир, перевернувшийся в одно мгновение, не сразу различает склонившееся надо мной лицо кавказской национальности. Сфокусировав взгляд, вижу огромную тревогу, трепет и вину в огромных черных глазах. Какие же они всё-таки красивущие!
- Ты что, не слышишь меня? Господи, у неё сотрясение! – Давид исступленно мечется взглядом по моему лицу и к уже имеющимся чувствам начинает примешиваться паника. Это уже слишком!
- Давид, всё хорошо! – я стараюсь улыбнуться, выходит немного криво, но вовсе не потому что мне больно. Я зависла, рассматривая его лицо, а когда поймала сама себя за этим делом, то стало неловко и стыдно. – Я не ударилась, тут листьев целая гора.
Поднимаюсь на ноги, радуясь, что ничего не болит, и тут же понимаю, что в моем виде теперь можно легко играть лешего на новогодних утренниках, ну, или пугать мной непослушных малышей – я вылитая бабайка! Листья облепили меня так, будто бы я, прежде чем свалиться в них, предварительно вывалялась в меду. Давид стал отряхивать меня, а я не могла и вздохнуть – прикосновения даже через одежду ощущались слишком чувствительно. А когда парень закончил убирать листву с моей спины и обошел меня спереди, то его лицо неожиданно оказалось совсем близко к моему…
Не дышать оказалось очень сложно, но еще труднее – сделать вдох, когда прямо в считанных сантиметрах от тебя находится человек, который почему-то вызывает это смятение. Усилием воли делаю вдох и поднимаю испуганный взгляд на Давида. Он, похоже, тоже не дышит. Глаза наши встречаются, и я просто не могу смотреть куда-то еще.
Сколько проходит времени, когда мы так стоим и просто, не моргая, смотрим друг на друга?.. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. В какой-то момент я поняла, что хочу, чтобы Давид меня поцеловал. Кажется, даже воздух вокруг пропитался этим ожиданием.
Давид медленно поднял руку и повел её к моему лицу. Сама не отдавая отчет своим действиям, я закрыла веки и, слегка подавшись вперед, замерла. Секунда. Еще одна. Третья. Неужели в ожидании время так тянется, что мгновения кажутся целой вечностью?
Наконец, я чувствую прикосновение. Точнее легкое движение в районе головы. Это не совсем то, что я ожидала. Точнее совсем не то…
Распахиваю глаза и вижу уже совершенно другой взгляд. Давид снимает с моих волос лист и, словно извиняясь, показывает его мне. Будто нарочно, им оказался самый пожухлый и выцветший представитель облепивших меня фрагментов осени. Он был таким жалким, какой и я почувствовала себя в этот момент.
- Прости… - говорит Давид, усугубляя моё состояние.
За что он сейчас извиняется? За то, что не пошел на поводу у глупой идиотки и не стал целовать её? За то, что не разделил моих необоснованных ожиданий?