- Да, еще пять минут есть! – выпаливаю с надеждой.
- Какие пять минут!? Вы что, смеетесь??? – смеётся как раз она. Точнее – насмехается.
- Ну, пожалуйста, - делаю жалобное лицо и складываю руки в просительном жесте.
- Нет, - отрезает не так грубо, но безапелляционно. – Заведующий сегодня дежурит. А я не хочу под раздачу попадать. Завтра приходите.
Ну вот - даже камни с неба не посыпались, а я не смогла сдержать своего обещания.
***
На следующий день я бегу сначала в больницу к бабушке.
Вчера деньги так неожиданно кончились, что мне даже не осталось на билет на маршрутку. Пришлось идти пешком. Страшно было, конечно… Зато быстро добежала – за двадцать минут, хотя в дневное время то же расстояние спокойным шагом преодолела бы не менее чем за сорок.
Сегодня я снова могу немного поберечь свои ноги и время и еду в транспорте. Родители перевели мне деньги на карточку. Теперь можно докупить и недостающие лекарства, на которые мне вчера не хватило.
Проведав бабушку, поговорив с доктором и докупив всё необходимое, я, наконец, смогла вырваться в больницу, где лежит Давид.
Тот же коридор, те же стены, но внутри неприятно щекочет какое-то подозрение. И только войдя в палату, я поняла, что меня смущало, когда я подходила сюда – в коридоре не было его родственников. Как, собственно, и Давида в палате.
Где-то под ребрами начинает сжиматься какой-то комок, пока я набираю номер Анаит.
- Ася, привет! А я как раз собиралась тебе звонить. Давид сегодня улетает в Германию на реабилитацию.
- Что?.. Как?.. Как улетает? – слова путаются, не говоря уже о мыслях…
- Я сама только утром узнала. Ашот, оказывается, еще вчера договорился с клиникой, но никто, кроме него и Давида из наших не знал.
- А надолго эта реабилитация? – задаю глупый вопрос и тут же понимаю это, когда Анаит отвечает.
- Да кто ж это может сказать точно… Пока на месяц, а дольше будут смотреть по состоянию.
- Понятно, - больше не знаю, что сказать. – А когда у него вылет? Могу я прийти попрощаться? – ведь это же неправильно, чтобы он вот так уехал, не взглянув на меня, не услышав того, что я давно должна была ему сказать…
- Ась, боюсь, что уже поздно. У них уже объявили регистрацию на рейс…
40.
-Ась, присмотришь за Тишкой? Я через десять минут прибегу, - бросает мне на ходу Даша, она же матушка Дарья, накидывая пальто. – Я его кормила… - она задумывается, а потом просто машет рукой. – Нет, его не кормила. Покормишь, ладно?
- Ну, конечно, - улыбаюсь в ответ.
- Да и к тому же, он так любит, когда ты его кормишь, - подмигивает и уносится ветром из дома.
Ну да, конечно! Раньше я бы поверила тому, что я действительно так хорошо влияю на ее младшенького, но со временем поняла, что это она так «подмазывается», чтобы я охотнее её выручала.
На самом деле, мне совсем не сложно посидеть с двухлетним малышом, тем более с таким обаяшкой, как Тишуня. Это их восьмой ребёнок и первый, названный не по святцам, а в честь отца – Тихоном.
Откуда я всё это знаю? Да потому что вот уж пятый месяц я тесно общаюсь с этим семейством.
Да, именно столько прошло с момента отъезда Давида за границу.
Как я жила всё это время? Ну… Так, будто у меня нет одной ноги. Или руки. В принципе, сносно, но постоянное ощущение неполноты. Нет, не то слово – неполноценности! Да, вот именно так. Смотришь на мир вокруг – всё как всегда, ничего существенно не изменилось. Прошли новогодние праздники, потом традиционные 23 Февраля, 8 Марта… Майские… Люди веселятся, отмечают, а у меня на душе такая тоска, будто в груди кто-то дырку проковырял, и через неё постоянный сквозняк внутри.
Давид за всё это время не давал о себе знать. Лишь однажды мне позвонил – на Рождество. Ночью. Я как раз возвращалась с праздничной службы в храме, и тут раздался звонок с незнакомого номера.
- Алло, - ответила, ожидая очередного спама от стоматологии или пластиковых окон, но трубка вдруг заговорила голосом, который в миг вышиб из груди весь воздух.
- Здравствуй, Асья, - такой родной тембр слегка подрагивал. – С праздником тебя, - не дождавшись моего ответа продолжил Давид.
- Спасибо, - выдавила наконец. – И тебя.
- Спасибо, - разговор зашел в тупик. Если он сейчас ничего не спросит, мне нужно срочно что-то придумать, чтобы продлить этот звонок. – Как ты поживаешь?
- Хорошо. А ты?
Я просто не могу поверить, что мы говорим друг другу эти пошлые банальности! Мне столько нужно ему сказать, о стольком спросить… Уже спустя время после нашего разговора я анализировала каждое слово. И до сих пор помню его наизусть…
- Я тоже.
- Давид, я хотела тебе сказать…
- Асья, сегодня большой праздник, я бы не хотел говорить о грустном, - мягко оборвал меня парень. – Расскажи, как ты будешь праздновать? У вас снег выпал?
Голос Давида тихий, как будто с надрывом. Что же он на самом деле хотел сказать? Или спросить? А может, и зря ищу второй смысл в этом разговоре…
Я ответила на вопросы о погоде, но всё же попыталась узнать хотя бы о самочувствии парня.
- Всё хорошо. Асья, я очень рад был тебя слышать, - говорит так проникновенно, что у меня сжимается горло, затрудняя и без того тяжелое дыхание. – Мне уже пора.
Сердце замирает от понимания, что это всё. Я толком ничего не сказала и ничего не спросила. Слёзы разочарования уже подкатывают к ресницам, готовясь пролиться. Я не смогу сказать ему слов прощания…
- Прости меня, Асья, - говорит Давид и отключается.
Иду по инерции. Спустя какое-то время понимаю, что прошла уже половину пути. В голове снова и снова прокручиваются его слова, его голос.
Зачем он позвонил?
Нет, я ждала этого звонка... Ждала, наверное, слишком долго. Я столько раз представляла, что скажу ему, если он позвонит. И что же в итоге? «Как дела?» - «Нормально, а у тебя?»…
***
Из воспоминаний меня вырывает Тишкин визг. Пока я разогревала ему суп, этот шустрый парень был в комнате старших братьев. Неужели они не досмотрели и малыш куда-то всё-таки влез?
Прибегаю на звук и застываю в дверном проёме. Картина маслом: старший Димка держит Тишку за ноги и опускает к кровати, на которой лежит Сёмка, веселый добряк лет десяти и притворяется спящим. Малыш, приближаясь своими ручонками к лежащей у брата на лбу игрушке, пытается её схватить, но тот в последний момент просыпается и делает вид, что испуган. До того смешно у него это получается, что малыш не просто хохочет, а радостно верещит от этой игры.
- Тиша, пойдём кушать? – зову спустя некоторое время.
Малыш не хочет уходить от братьев, но всё-таки соглашается поесть.
- А ми падём упатя? – лопочет мальчик, доедая свою порцию.
- Конечно пойдём, - с легкостью расшифровываю фразу «А мы пойдём купаться?». – Только сначала поспим, а потом обязательно искупаемся в бассейне.
Дело в том, что, уходя, Даша сказала, что вернется через десять минут, но я не питаю иллюзий по этому поводу. Ради десяти минут меня бы сюда никто не звал. Час – минимум. Поэтому я спокойно иду в детскую, чтобы уложить Тишку на дневной сон.
Мы уже выбрали сказку, которую будем читать, но открыть книгу я не успеваю. В комнату входит старшая сестра этого сладкого пирожочка и говорит: «Тетя Ася, я уложу Тишку, а вас там мама зовёт на кухню».
Даша? Так быстро вернулась?
Ладно, значит попьём чайку, а если детвора еще все не смела, то и с пироженками, не могла же она вернуться из центра без них…
Спускаюсь на первый этаж и только подходя к кухне слышу голоса и смех отца Тихона. Батюшка тоже вернулся так рано… Странно…
Вхожу большую просторную комнату, где стоит длинный стол для большой семьи, и уже готовлюсь приветствовать хозяина дома, как вдруг замираю от шока. Прямо передо мной стоит Давид.
41.
На нём белая футболка-поло, какие он, как я уже поняла, всегда носит, светлые потертые джинсы. Он стоит, оперевшись рукой на спинку стула, и я ловлю себя на мысли, что его образ я ни раз не видела в этом, таком привычном мне, интерьере. И он сюда очень органично вписывается. В целом, он почти не изменился – разве только волосы отрасли, и он их теперь зачесывает назад и борода появилась. Густая и черная. Передо мной тот же Давид, будто и не было этих долгих пяти месяцев…