В лагере нашлись даже консервные банки с тушёнкой — Нора взяла сразу охапку, сколько смогла унести, чтобы хватило на самый плохой исход, если она снова заблудится. Мысль о побеге грела даже больше, чем о безопасности Шона. Может, и прав Институт — думала она со злостью, — что пытался очистить мир: с этого острова и следовало начать. Впрочем, затем она остывала и вспоминала о Фар-Харбор, Акадии и Детях Атома, которые были не виноваты, что послевоенный мир оказался настолько плох и безобразен.
Манящий запах из котелков сводил с ума: Нора нормально не ела уже больше суток, однако, вспоминая об их содержимом, быстро теряла аппетит. К вечеру же организм предательски сдался, и, уединившись в палатке Аркейда, Нора трясущимися руками с горем пополам вскрыла банку — раньше эта обязанность возлагалась на Данса — и победоносно взвизгнула, добившись успеха. Холодный, склизкий кусок жира, пролежавший чёрт знает где более двухсот лет, был самым мерзким ужином с первого её дня на пустошах, однако в то же время Нора не теряла оптимизма: человек везде прорвётся. Возможно, поэтому Институт постоянно терпел провал за провалом.
«De gustibus non disputandum est», [2] как сказал бы Аркейд в типичной для него саркастической манере. Нора пока не могла похвастаться такой же толстокожестью, поэтому внимательно следила за каждым движением Малькольма и вздрогнула, когда тот неожиданно к ней обратился перед выходом из лагеря:
— Тебе нужно научиться.
— Чему? — в недоумении переспросила Нора, пытаясь вспомнить, говорили ли они вообще хоть раз.
— Охотиться.
— Я уже умею.
Малькольм качнул головой, точно лунатик, однако Нора понемногу начинала привыкать к странностям трапперов. Похоже, в первую очередь туман действовал на нервную систему.
— Тебя заглоты чуть не убили, док сказал. Остальные куда опаснее. Мать — неуловима.
— Прекрасно. И у меня нет запасных батарей! — вспылила Нора, лишь затем сообразив, что агрессивное поведение может спровоцировать неуравновешенного безумца. Малькольм хмурился, чем напоминал неандертальца с картинки и немного — паладина Данса, затем куда-то молча отошёл. Вернувшись, он протянул Норе охотничий карабин и пачку патронов.308 калибра — такие по пустошам разве что поштучно можно было собирать.
Она с любовью провела кончиками пальцев по гладкому прикладу и отметила, что оружие будто только с конвеера, кто-то заботился о нём. Возможно, трапперам тяжело пользоваться оптикой из-за трясучки, поэтому они предпочитали дробовики — тем легче будет от них убегать. План постепенно собирался из крошечных кусочков, однако его точность оставляла желать лучшего. Нору тошнило после двухсотлетней тушёнки; прибавить страх, омерзение и вонь — и начинало казаться странным, что туман ещё не разорвал её изнутри. Когда они наконец-то вышли из лагеря, Нора вздохнула с облегчением: больше никаких подвешенных туш и сладостного, манящего запаха; больше никакого страха, что в лагерь притащат кого-то из знакомых.
Задумывался ли Данс, что трапперы не видят разницы между плотью людей и синтов? На вкус все одинаковы — верх толерантности!
Всё внимание сосредоточилось на спине впереди идущего Малькольма с её новым карабином на плече, за Норой следовали четверо трапперов, в поддержку, и тоже молчали. Их вылазка больше походила на конвой под мерный скрип счётчика Гейгера. Не затронутая мутациями мошкара метила в лицо, и Нора постоянно почёсывалась, не забывая о заклеенных пластырями руках. Только привычная рукам лазерная винтовка и нож за поясом возвращали уверенность.
— Док сказал, что ты поможешь со стариком, — негромко произнёс Малькольм, поравнявшись с ней. Солнце уже едва пробивалось между стволами мёртвых деревьев.
Будто из прошлой жизни появился улыбающийся Митч за барной стойкой, который попросил проведать… отца или дядю? Нора нахмурились, пытаясь вспомнить подробности того вечера, однако слова бармена перекрывались криками на официантку и её кошку. Нора лишь знала, что одинокому человеку требовалась помощь.
— Он живёт мирно, и мы не будем его убивать, — чётко проговорила она, словно разжевывая задачу скрипторам перед очередной экспедицией на пустоши. — Я обо всём позабочусь.
Трапперы переглянулись и больше никак не показали, что вообще услышали её. Они принюхивались к ветру и щурились, хотя тьма уже почти спустилась на остров, поочерёдно покидали отряд, чтобы проверить следы, и быстро возвращались. В тишине их шаги были практически неразличимы — теперь Нора понимала, почему так редко сталкивалась с трапперами на дороге: только по собственной инициативе они выдали бы себя во время охоты.
— Говорящий-с-Туманом предупреждал о тебе, — произнёс Малькольм, — что ты не веришь, даже повстречавшись с Матерью. Туман уже действует на твой разум, пользуется сомнениями и страхами. Он вывернет твои желания до неузнаваемости и выставит друзей злодеями.
«Шон! Шон! Верните мне его!»
…Жестянка, не способная понимать чувства. Меня от тебя тошнит!
Мысленно посчитав до десяти, Нора постаралась изобразить беззаботный вид и спросила, чтобы перевести с себя внимание:
— Тогда как ты понял, что случилось?
Малькольм пожал плечами.
— По сторонам смотрю. На других. Некоторые вовремя понимают и бегут, но остров их не отпускает. Банд много, друг с другом никто не общается.
Нора почти привыкла, что из её спутника приходилось каждое слово чуть ли не клещами выдирать, однако остальные трапперы, занятые поиском скрытых ловушек, казались ещё менее заинтересованными в беседе. Как поняла Нора, Говорящий-с-Туманом выделил ей самых адекватных людей: лишь двое бормотали что-то под нос, словно молитву, и один щеголял чёрным, будто в саже, лицом. Все они наверняка были успешными охотниками, которым предстояло выследить легендарную Мать: имя, которое дали ей индейцы, Нора, конечно, не запомнила — как и все трапперы, по-видимому.
Они остановились лишь однажды — перед почти непроницаемым скоплением тумана. Траппер с почерневшим лицом — видимо, из-за подобных частых контактов — вышел вперёд на разведку; в руке он держал талисман, похожий на ловцов снов из лагеря, но из лоскутов кожи. Норе хотелось думать, что та принадлежала рад-оленям. Вернувшись, траппер указал на дорожку вдоль скал, и по возвышенности они обогнули смертоносный участок.
Метка туристического центра приближалась катастрофически быстро, а Нора ещё не придумала хотя бы приблизительный план действий, что было в духе классических вылазок Братства Стали: сначала возьмём пушки, а разберёмся уже на месте. В очередной раз она с тоской подумала об их слаженном дуэте с Дансом и поняла, что боится Малькольма и молчаливых, как манекены, трапперов; угадать их мысли попросту невозможно, потому как они сами в них путались.
Из рук в руки передавалась фляга, к которой трапперы поочерёдно прикладывались, однако Нора категорически отказывалась её взять: мысль, что придётся соприкоснуться губами с очередным рассадником заразы, вызвала новую острую волну тошноты. Волшебный эликсир выживания Аркейда либо ей не помогал, либо обладал кратковременным действием — уже через пару часов живот крутило так, что на глазах проступали слёзы. Продолжая почёсываться, Нора едва перебирала ногами следом за Малькольмом, желая только сесть и отдохнуть.
Когда выпал шанс, она упала прямо на разбитый асфальт. Впереди, продираясь через ветви деревьев, горел свет; тихо гудели конденсаторы. Несмотря на усталость, Норе хотелось пробежать последние футы, чтобы спрятаться на территории, свободной от тумана, но Малькольм её остановил.
— Мины на дороге, — он указал на протоптанный путь к старому, некогда белому деревянному дому, и лишь тогда Нора заметила мигающую лампочку на земле, а за ней — ещё три.