Из темноты, куда вёл самый лёгкий путь, её позвал запах — сладковатый, с примесью железа. Желудок, уже вкусивший кровь, громко заурчал.
Монстры не охотятся на своих, а принимают в стаю.
Нора не решала, что следует жить и бороться; вряд ли она вообще о чём-то могла думать, кроме сосущего голода, пожирающего её органы заживо. Повинуясь порыву, громогласному инстинкту, она впилась зубами в дряблую кожу на шее, прямо в артерию, слизала выступившую чистую кровь. Добыча под ней трепыхнулась — старик ещё жил, — однако хватку не ослабить так просто, даже если бы Нора осознала, что делает. Большим пальцем она надавила на кадык до упора, выдавив из тела приток крови и последний хрип, глотала, пока не насытилась до отрыжки.
Мир перестал раскачиваться; она слышала шелест камней под ботинками Малькольма, мысли прояснились, как море затихает после шторма. Лишь волны мерно бились о берега: «Шон. Нужно помочь Шону». На удачу Нора взглянула на экран пип-боя, недовольно шипя, оттёрла рукавом капли крови и выбрала метку «Институт», однако ничего не произошло — телепорт всё ещё был заблокирован.
Малькольм ловко перехватил её руку, уселся рядом на корточки и, заглянув в лицо, впервые за день улыбнулся.
— Ну привет, — прошептал он. — Пойдём. Док будет рад.
Комментарий к Часть 4. Перелом
[1] Aut vincere, aut mori! — «победа или смерть!».
[2] De gustibus non disputandum est — «о вкусах не спорят».
========== Часть 5. Расплата ==========
— Нужно уходить, — сказал Малькольм, когда Нора оттёрла кровь с лица в ближайшей речке. — С рассветом можно наткнуться на зилотов.
В темноте вода казалась чёрной, как чернила, словно текла из того мира, где клубились зелёные туманы и жили Мать с мирными лесными духами. Возможно, Говорящий-с-Туманом видел его тоже. Ещё когда мир был диким — как сейчас — и полным чудес, шаманы использовали галлюциногенные грибы и травы, чтобы войти в транс и совершить путешествие из одного мира в другой. Их потомок мог пойти в ногу со временем, использовать отравленную воду — ту же самую, что хранят в святилище Дети Атома, — чтобы промывать и без того изжарившиеся мозги трапперов. Лучшей публики ему не найти.
Нора снова пыталась найти объяснения и понимала, что галлюцинации бывают массовыми — редко, но всё же. Возможно, Аркейд неправ, и корень болезни не в мутагене, а в массовой истерии. Испытав ужас, отчаяние и голод, Нора сама стала её жертвой и сейчас, до красноты растирая кожу на лице и шее, куда затекла кровь, прекрасно понимала обезумевших отшельников, разбежавшихся по острову. Порой навязчивые идеи куда живее, чем кажутся: например, угроза нападения Китая, а теперь и синтов. Безумцы развязывают войны, в которых нет победителей.
Холодный, фанатичный взгляд старейшины Мэксона как излучение проходил сквозь туман и нервные клетки, напоминая, от чего Нора пыталась спрятаться. Ей было плевать на Институт и остальной мир, на который в поисках ереси этот взгляд падёт следом; только один человек имел для неё истинное значение — с лицом кого-то другого, но постаревшего…
Спазм в желудке вернул мысли в русло печальной действительности. Первым делом Нора проверила действие «проклятия» трапперов на оставшейся в рюкзаке тушёнке. Малькольм предупреждал, что эксперимент плохо кончится, и был прав: по вкусу сальный кусок переработанных мясных останков не изменился, однако стоило едва разжёванной массе попасть в желудок, нестерпимое жжение поползло вверх по пищеводу. Нора упрямо сжимала челюсти, но сдалась очень быстро и отбежала за ближайшее дерево.
Пища стала ядом; однако ответы — виной ли тому радиация или инфекция — были только у Аркейда. Возможно, трапперы интуитивно нащупали решение, и длительное действие конденсаторов всё это время сдерживало не только туман, но и очаг заболевания. Значит, еда из Фар-Харбор теоретически могла быть безопасной. Теоретически.
Лазерная винтовка так и осталась лежать под забором, где Нора потеряла прежние убеждения, поэтому пришлось взять в руки карабин, оказавшийся тяжёлым и неудобным. Перезарядка и раньше требовала усилий — энергетическое оружие было куда плавнее, — однако сейчас Нора едва справлялась с затвором: суставы будто выворачивало, и пальцы непроизвольно сгибались. Когда она успокоилась и наконец оторвалась от карабина, то поймала изучающий взгляд Малькольма; он всё ещё улыбался.
Испарина страха налипла второй кожей; кислый привкус на пересохшем языке наконец-то перебил тухлую воду. Сопровождающих — четверо, в магазине было пять патронов, но ничего, последний ушёл бы на непредвиденные обстоятельства. Закусив щёку изнутри, Нора прикидывала не только шансы, но и дальнейшие действия: нужно найти корабль на плаву — а те были лишь на единственном причале в Фар-Харбор, — скупить или забрать силой имеющиеся у агента Акадии препараты, ведь тот должен за поиски Деррика. Возможно, лошадиные дозы антирадина и антибиотиков остановят болезнь, ведь Аркейд, у которого даже бинтов нет, вряд ли мог испробовать все средства…
Но разве она больна?
Мышцы ныли после изнурительной недели, однако Нора не падала замертво, а разум был ясен, точно после отдыха. Лишь голод снова напомнил о себе резью в желудке, кожа продолжала чесаться, однако Нора не связывала зуд с заражением — они же в лесу, где полно аллергенов и насекомых. Ответы должны быть простыми и логичными, успокаивающими.
Трапперы больше не пытались теснить Нору и разошлись на комфортное расстояние, окружив кольцом. Малькольм всё так же следил за ней, однако хмурый взгляд стал изучающим, даже задумчивым.
— Ты хоть знаешь, для чего тащишь доку все эти железки? — спросила она в надежде дотянуться хоть до самой тонкой струны его души, понять — чтобы знать своё потенциальное будущее.
— Он найдёт лекарство, когда получит кровь Матери.
В принципе, он, не понимая технологии, всё равно был прав. Аркейду следовало бы знать, что «дикари» слушали его занудные речи, а значит, были куда опаснее.
— И ты готов его принять? Хоть кто-нибудь?
Она заозиралась, но остальные трапперы на неё не глядели. Повисшая пауза стала неловкой, и Нора нервно усмехнулась своей недавней догадке, что им нравится быть такими.
— Оно нужно доку, чтобы помогать нам, — ответил Малькольм, и на этот раз расплывчатость формулировки оказалась двусмысленной.
Трапперы не будут жить иначе; вкусив свободу, они от неё не откажутся, продолжат держать весь остров в страхе с верхушки пищевой пирамиды. Синты Акадии так и будут жаться в подвале, упиваясь смирением под личиной свободы от рабства. Дети Атома продолжат умирать, но не вымрут, пока существует страх смерти. Жители Фар-Харбор останутся единственной крепкой костью — но надолго ли спасёт от неизбежного их упрямство?
Мёртвые ничего не забывают. Пусть им заткнули рты песком и камнями, сколотые края ракушек разрезали губы и щёки, спустив до костей мясо, но шёпот явственно слышится в шелесте сухих веток и листьев, когда кажется, что никого рядом нет.
Остров баюкает их кости колыбельной разбивающихся волн; тешит, силясь облегчить посмертные муки; как всякая добрая мать — слышит их стоны и не может принести долгожданный покой. Ничего не может сделать, ничего!
Несколько раз пришлось огибать сгустившийся туман, который, будто живой, преследовал их отряд по пятам. Больше никто не предлагал жертву; маленький ловец снов остался позади, хранить сон двух мертвецов — храброго старика и уставшего траппера. Малькольм схватил Нору за локоть и перешёл на бег; раздались первые одиночные выстрелы. Рык мутантов звучал то слева, то справа, стая нагоняла охотников, однако Нора, продолжая бежать, никого не видела — только длинные тени в молочной дымке. Один из трапперов замахнулся багором, вырвав истошный вопль из твари, а затем сам исчез, замешкавшись. Не было ни крови, ни грохота — только собственное тяжёлое дыхание.
Воздух стал влажным, туман ревностно оседал на коже крупными каплями, усиливая зуд. Как в ту страшную ночь, Нору снова окружил солоноватый запах гнилых листьев; странные, будто чужие мысли метались в голове. Она даже не поняла, когда впереди замаячили огни керосиновых ламп на дозорной вышке, собранной из разноцветных досок, рекламных щитов и покрышек. Трапперы кричали и стреляли в ответ.