Тот самый момент истины, после которого не повернуть, не понять, что воля утекает как сквозь пальцы.
Это была она. Настоящая. Та, что хотела выжить ради своей мести.
Нет.
Та, что обязана помочь Шону выжить. Больше ни люди, ни само время их не разлучит.
— Аркейд, я… сорвалась. Не знаю, что на меня нашло… просто…
Она пыталась взвешивать каждое слово, но выходило всё равно не так. Впрочем, он понял её без откровенного признания — смотрел на засохшие кровавые разводы и не видел для себя ничего нового, лишь очередную грустную историю.
— Поставлю капельницу, отоспишься, затем умоешься, поищем новую одежду, et cetera, et cetera… [4] Вот увидишь, сразу станет легче.
Подобное участие грело, однако на того Аркейда, что не предупреждая вырывал иглу вместе со строительным скотчем, было непохоже. Тревога лишь усилилась, а инстинкты на все лады заорали об опасности, когда он вернулся с пакетом бесцветного раствора. Облизнув пересохшие губы, Нора протянула Аркейду правую руку без пип-боя и выжидающе уставилась на его тонкие пальцы, сжимающие иглу. Он медлил лишь мгновение, так и не решившись засучить рукав самостоятельно, но этого оказалось достаточно, чтобы разрушить едва выращенное доверие.
Когда она перехватила занесённую руку и подняла на него взгляд, то в мутно-зелёных глазах за толстыми стёклами старомодных очков различила плескающийся страх; чувствовала адреналин, гоняющий его кровь с бешеной скоростью, однако лицо, точно маска, оставалось непроницаемым. В этот раз Аркейд среагировал быстро, подтвердив догадки о богатом боевом прошлом: сменил наклон кисти, чем выиграл несколько дюймов, и поднёс иглу почти вплотную. Однако Нора не уступала — и в конечном итоге победила.
Запястье хрустнуло под её рукой, и лицо Аркейда мгновенно исказилось гримасой боли — как же славно было увидеть на нём хоть что-то, кроме равнодушия! Нора вскочила с койки, отшвырнув пакет подальше, и побежала к выходу, однако знакомый, едва слышный мягкий спуск энергооружия застал врасплох. Она резко обернулась, вскидывая карабин; в палатке было слишком тесно, не до уворотов и пряток — оставалось только убивать. Пистолет, как всегда, оказался быстрее. Выстрел пришёлся всего лишь в плечо, а не в голову; плазма, в отличие от любимого Норой лазера, долетала раскалённым шаром, и получать такой заряд ей ещё не приходилось.
Точно сгусток лавы, но кислотно-зелёного цвета, расплавил одежду и приклеился к плоти; боль была столь яростной, что разум милосердно покинул Нору на несколько решающих мгновений. Когда она смогла наконец-то вздохнуть, Аркейд уже прижимал её к полу ногой, надавив каблуком на рану. Увечной рукой он целился ей в голову из плазменного пистолета, а второй судорожно разрезал ножом свитер где-то под грудью. Боль растеклась по всему телу, однако она отлично чувствовала каждый порез тонким, ледяным лезвием.
— Что ты… зачем? — простонала Нора, слабо отмахиваясь от дула пистолета — по-детски, из последних сил.
Вместо ответа лезвие погрузилось в плоть, и на сей раз Нора заорала. Её потрошили заживо, срезали лоскут, словно с жертвенного рад-оленя, и жизнь вытекала из неё тёмной чернильной кровью. Когда Аркейд закончил, то грузно поднялся, опираясь здоровой, окровавленной рукой о колено; пот крупными каплями выступил на бледной коже. Он был уязвим, но и Нора едва шевелилась.
— Мне требовался образец немедленно, пока мы все ещё в сознании. Omnis curatio est vel canonica vel coacta [5]. Ты должна понять.
Она не понимала; отказывалась понимать. Разорванный свитер пропитался тёмной кровью, лишь казавшейся чёрной, но островки чистой кожи мешались с участками дряблой, будто выгоревшей, испещрённой крупными язвами. Однако Нора отказывалась верить глазам, что по наивности привели её сюда. Крики трапперов доносились будто из другой вселенной, но почему-то она знала, что они проигрывают.
Люди не лягут смиренно на землю в ожидании мести, а поборются с миром в попытках выжить.
Аркейд будто забыл про неё — или же не желал убивать, — сразу ринулся к громоздкому аппарату на столе у ширмы, шипя на сломанное запястье. Тем временем одиночные выстрелы переросли в очереди, причём из энергетического оружия, которого у трапперов не могло быть. Через несколько тревожных секунд всё стихло.
— Обыскать! — командный голос, который мог бы принадлежать старейшине Братства Стали, раздался совсем рядом, однако Аркейд от своего дела не отвлёкся. Нора, ничего не соображая, отползла к койке и оперлась о неё спиной. Мир сжимался до светлой точки, поэтому пришлось пару раз ударить себя по щекам.
В палатку зашёл солдат в броне зилотов Детей Атома — редких защитников их искалеченной веры, которые попусту не покидали Ядро — свою общину вокруг атомной подводной лодки — и священный источник. Именно там Нора увидела человека с татуировкой на лице в виде спирали из пунктиров, однако это был не он, а кто-то посерьёзнее.
Зилот не стал заходить далеко и тут же окликнул:
— Аркейд Геннон, ты нарушил наше соглашение!
В глубине палатки скрипнул раскладной стул.
— Я не мог иначе, Рихтер, — он устало вздохнул и даже не сделал попытки подняться или взять оружие. — Технически, я его и не нарушал. Сам погляди.
Раздражающий свет наконец-то исчез; зилот прошёл в палатку, грузно уселся на корточки рядом с Норой и мягко, что было почти невероятно для его тяжёлой брони, приподнял её голову за подбородок. Какое-то время они глядели друг на друга в молчании, а затем он внезапно протянул стимулятор. Нора не пошевелилась, поэтому зилот положил шприц рядом с её правой рукой и отдалился.
— Откуда мне знать, что это не обычная гулификация?
— Уж поверь, не обычная, — Аркейд цедил сарказм, а значит, снова стал собой; однако Норе было не до него: в ушах, точно набат, гремело лишь одно оброненное слово. — Образцы поражают, уже сейчас физическая сила нарастает. Я такого ещё не видел… даже в Сьерра-Мадре.
— Это сделал ты? — Рихтер указал на Нору, однако было понятно, что он имел в виду свежую рану. Аркейд не ответил. — Анклава давно нет, но я готов помочь таким же беглецам, каким был я. У тебя будет время, чтобы убраться с острова. Навсегда. Верховный исповедник не забудет этой ереси…
— Вы всех убили? — перебил его Аркейд, словно о собственной жизни не беспокоился вовсе.
— Нет, только тех, кто не желал сдаваться. Больных мы не трогаем, их судьба в воле Атома.
— Contra vim mortis nоn est medicamen in hortis [6], — судорожно вздохнув, прокомментировал Аркейд сам для себя, чем мгновенно разозлил Рихтера. Лицо его исказилось, и даже Нора дёрнулась к отброшенному карабину.
— Это не шутки, парень! Напоминаю ещё раз, что Мать Туманов — неприкосновенна!
Убедившись, что Нора так и не сделала инъекцию, Рихтер поставил её сам — заботливо и предельно аккуратно, затем сам вложил ей в руки карабин. Кого-то он напоминал этой скупой, но искренней улыбкой, желанием защитить её… Данс, где же он?
Данс всё знает о Шоне — и раз он не здесь, не ищет её, то, значит, отправился на материк завершать начатое. Паладин никогда не отказывается от своего слова.
Прилив сил оказался кстати; Нора, опираясь об угол койки, поднялась на ноги, но пока ещё не могла разогнуться. О бое не могло быть и речи, да и Аркейд не проявлял больше агрессии. Рихтер отошёл в сторону и открыл для неё выход. Что бы ни было между ними, то осталось позади. Нора не собиралась возвращаться.
Лагерь был залит кровью трапперов и Детей Атома; оставшиеся в живых расступались, не мешая пройти. Малькольма не было видно, а шаман Говорящий-с-Туманом продолжал восседать перед костром, будто прирос к земле навечно, раскачиваясь в такт мелодии, которую мог слышать лишь его болезненный разум. Ряженные в серые балахоны люди с облучёнными до черноты лицами глядели с благоговением, кто-то даже со слезами на глазах.