— И не только. Вы все — такие же.
— Спокойно! — сказал Олаф с искренним беспокойством. — Только не затевай «перебранку» и все будет хорошо.
Левой рукой я неосознанно придерживался за перила и вдруг почувствовал, что они стали обжигающе холодными, будто мгновенно заледев. Я отдернул руку, мысленно отметив, что за покрытые изморозью перила продолжает, как ни в чем не бывало, ничего не заметив, держаться Линор. Вот только венок на ее голове — увял.
— Не будет, — возразил я. — Попробуйте на минутку озвереть, только осторожно, и посмотрите, что будет.
— Как же это сделать по заказу? — воскликнула непонимающе Линор.
— Вот так, — я кивнул на заледеневшие перила. — Это ведь делаешь ты. Потому, что ты не только Фрейя. Ты еще и Хель.
— Ой… — Линор поспешно отдернула руки от перил. В ее глазах мелькнуло понимание, вдруг она заговорила очень быстро: — Когда я очнулась, все кругом было во льду, а потом покрылось цветами… А Гамлет — значит, мне не показалось только что…
— Что на мгновение он стал волком? Нет, тебе не померещилось.
— Мать моя женщина!.. — вдруг воскликнул обескуражено Олаф. — Уф, исчезло, слава богу…
— Что именно? — с жадным интересом спросил Гамлет.
— Змеиная чешуя вместо кожи, — с иронией заметил Фризиан. — Надо же. А ведь по всем традициям Тор и змей Ёрмундгад должны убить друг друга.
— Как Хеймдалль и Локи, — кивнул я.
— Вот она — диалектика! — восхитился Фризиан и вдруг издал азартный волчий вой.
Гамлет вздрогнул.
— Фенрир? — произнес он неуверенно. — Но кто из нас?..
— Скорее всего, я Гарм, а не Фенрир, — определился Фризиан. — Это он должен проглотить Тюра, насколько я помню. Мда… Забавненько!
— Но ведь Фрейра убил огненный великан Сурт? — растерянно переспросил Гамлет.
Слева далеко вперед вырвалась струя пламени, будто из огнемета. Я расслышал негромкий смех отца.
— Нет, похоже, что Сурт все-таки я, — сказал он. — Что-то мне подсказывало, что лучше не открывать правый глаз в помещении…
— Ясно, — задумчиво пробормотала Линор. — В конце концов, так или иначе, сами себя или друг друга — просто противоположности. Все равно взаимное истребление!
— Это и будет нашим концом света, — кивнул я. — Самоубийство… Так что я предпочитаю подождать, пока сработает таймер, а не трубить в рог — понятия не имею, что при этом произойдет — раздвоимся мы окончательно и поубиваем сами себя, или даже не раздвоимся, а рассыплемся на целое «воинство мертвых», как-то не хочется рисковать. В конце концов, — я кивнул вниз, на далекую кляксу. — Там тоже плывем мы. По этому самому «морю», на этом самом «корабле».
— А я-то тогда кто? — неуверенно проговорила Антея. — Уж извините, «озвереть» у меня не получается. Но просто интересно…
— Вёльва, — сказал я первое пришедшее в голову, вдруг вспомнив ее поседевшие на время волосы. — «Вещать ли мне дальше?» Кто у нас самая умная? Не расстанешься с терминалом, даже если он превратится в Иггдрасиль.
Все дружно рассмеялись.
— А кто-нибудь помнит, как называется наша станция? — как бы между прочим полюбопытствовал отец.
— «Янус», — ответил Гамлет. — Бог входов и выходов, всякого начала и календаря.
— А кроме того, — прибавил отец, кивнув, — именно этот бог славится тем, что совершенно буквально двуличен. Пусть он и совсем из другого пантеона.
— Точно! — воскликнул Олаф. — Ох уж это «коллективное полусознательное»!
— Значит, смысл только в этом? — грустно спросил Гамлет. — Только в том, что так смешались наши воспоминания, мысли, представления и фантазии?
— Может быть, все гораздо глубже, как во всех играх бессознательного, — сказал отец. — А может, это и есть настоящее положение вещей?
— В каком смысле? — Гамлет удивленно поднял брови.
— Во всех, — отец неопределенно пожал плечами и, повернувшись, вернулся с балкона в зал.
Подумав, что таймер может сработать в любое время, мы последовали за ним, закрыв за собой все «балконные двери». Кто их знает, вдруг они станут вновь иллюминаторами, «упустив из виду», что мы еще снаружи, или просто останутся открытыми, когда все закончится — атмосферы же на Луне все еще нет, как нет.
А потом был мерный гул приборов, раскрытые капсулы, похожие на яичные скорлупки мирового змея, немного головной боли и общей вялости. И как-то странно смотрелся за окнами скучный лунный пейзаж, и еще более странно выглядел появившийся на месте Иггдрасиля центральный терминал. Не хватало радужного сияния Биврёста и пляшущих огоньков, зарева на тучах, слишком явно напоминающего об опасности, и слишком явного проявления двойственности… а в остальном — в остальном все осталось на месте: и опасность, и двойственность, и удивительная легкость, с какой можно уничтожить все, вовсе того не желая, даже, может быть, желая спасти. Всегда — всего лишь в одном шаге от конца света.