— Здесь мы расстанемся, Эйнар. Ты можешь идти, — негромко произнесла я, остановившись у высоких дверей, ведущих в зал, куда я и направлялась. Я не решилась снова поднять на него глаз, тем более, что сердце в груди билось слишком часто, чтобы я ощутила в себе уверенность в том, что ничего не чувствую и не совершаю дурного поступка. Я уже собиралась распахнуть перед собой двери и скрыться за ними, когда спутник вновь нерешительно окликнул меня.
— Госпожа моя, — в смятении начал он. Глубоко вздохнув, я обернулась, предчувствуя недоброе. — Я ведь так и не сумел отблагодарить Вас за милосердие, проявленное во время моей болезни. Если позволите, выйдем ненадолго в сад прогуляться и подышать свежим воздухом. Я хотел бы показать Вам нечто особенное… — всё моё существо кричало «Нет!», и я уже раскрыла губы, чтобы мягко отказаться, когда воздух вдруг неестественно изогнулся, и моего чуткого уха коснулся тихий женский голос: Сигюн… Я не сразу узнала его, но моё тело бессознательно содрогнулось, и каждый крошечный волосок, казалось, встал дыбом. Сигюн… — продолжал звать он, и в тот же миг передо мной возникли бездонные колдовские глаза, и их яркий золотой свет ослепил меня. Я покачнулась. — Госпожа? Вам плохо? — заботливые руки Эйнара обхватили мой тонкий стан, не давая упасть. Я слышала его голос, но он был слабым и далёким. Первые лучи рассветного солнца озарили землю, но для меня они сливались воедино с наваждением, и в каждой золотой крупинке, легко кружащейся в прохладном воздухе, я слышала: Приди ко мне, дочь бога света…
— Выйдем в сад, — не своим голосом попросила я, словно эхо, повторяя слова Эйнара. Я не могла противостоять чужой воле, её голос звал, и он был так непреодолимо силён… Мир вокруг покачивался и пульсировал, и тонкие золотые нити солнечного света пронзали воздух, вздрагивали и собирались все в одной точке где-то в глубине сада.
— Вы уверены, госпожа? — обеспокоенно переспросил преданный стражник. Его побледневшее лицо склонилось надо мной, такое красивое и такое несчастное. Бедный юноша, бедный пленник чужих чар! Он, конечно, не слышал голоса Гулльвейг, призвавшего меня к себе, не ощущал чужого присутствия. Он оказался жертвой своих светлых чувств и чужой беды, был околдован околдованной госпожой. — Может, позвать лекаря?
— Не нужно. Немного закружилась голова и только. Подышу свежим воздухом, и всё пройдёт, — я слышала свой тихий голос и не узнавала его. Я будто разделилась надвое: одна говорила и служила Гулльвейг, вторая всё видела и ужасалась, но ничего не могла поделать, не способна была сломить сильное колдовство. Я поднялась на ноги и подала несчастному влюблённому юноше руку, улыбнулась ласково и многообещающе, как не смела и не должна была. Эйнар почтительно поклонился и пропустил меня вперёд. Он как будто ощутил нечто тревожное, подозрительное, и доброе лицо его помрачнело, но молодой человек не смел ослушаться. Мы вышли в сад. Едва слышный сладкий голос Гулльвейг звал меня, растекаясь, словно ядовитый мёд. Он звучал будто со всех сторон сразу, и на миг я растерялась, не зная, что мне делать и куда идти.
— Этой ночью в саду повелителя вырос золотой цветок, по красоте которому нет и не может быть равных, — вдруг вполголоса поведал Эйнар, нерешительно ко мне приблизившись, но всё ещё оставаясь на почтительном расстоянии. Он колебался. По глазам было видно, как яро борются в нём преданность своему господину и непокорное страстное чувство. — Точно как и Вам, госпожа Сигюн. Вы одна достойны его… — голос стражника затих, и он указал мне направление ладонью. Плавно кивнув, я осторожно углубилась в тенистую тишину сада. Там в полутьме, укрытый пышной зеленью, сокрылся заколдованный цветок, к которому наивный юноша привёл меня.
Я взглянула на него и снова как наяву увидела её глаза, безраздельно мной повелевавшие, её хищную улыбку, больше похожую на звериный оскал, ощутила прикосновения ледяных кончиков пальцев на своих горящих щеках. Она была где-то рядом, манила и звала… Моя госпожа. Я сделала шаг к золотому цветку и опять разглядела пещеру, и костёр, и верных спутниц великанши, и ребёнка с глазами из чистого льда. На следующем шаге всё исчезло, и явился грот, полный золота и драгоценных камней, в глубинах его сидел уродливый карлик-цверг, улыбаясь безумно и жадно и перекатывая между короткими неловкими пальцами дивное золотое кольцо. Было холодно и сыро, где-то неподалёку грохотала вода. На другом шаге мерзкого уродца поглотила тьма. А затем, когда я опускалась на колени у чудесного драгоценного растения, её рассекло и развеяло яркое алое пламя, на мгновение ослепившее меня.