Разве мог Нарви выстоять в этой бесчестной схватке? Он боролся за жизнь до конца, но не посмел причинить зло брату, пусть даже от него осталось одно воспоминание. Настигнув обессиленного аса, колдовской оборотень разорвал моего старшего сына на части. Он разорвал его… На моих глазах… Глазах матери… И отца… Асы кричали и топали, трясли оружием, и поднявшийся звон оглушил меня, вырвал из реальности. Когда с Нарви было кончено, боги сомкнули круг, сломили и зверя. Они уничтожили их! Стравили и погубили моих любимых сыновей, мою кровь, моё продолжение! На какое-то время я впала в яростное беспамятство. Взор застили сплошь алые пятна. Кровь, как много крови… Разорванная плоть и внутренности, вывалившиеся на землю… В порыве безумного отчаяния и исступления я кричала и бросалась на обидчиков, хотя была беспомощна и безоружна, как мои сыновья. Наконец, Тюр схватил меня, подкравшись со спины, и прижал к груди, лишив всякой возможности двигаться. Я не сдавалась: извивалась и рвалась, била сильного аса ногами и кричала-кричала-кричала, срывая голос до хрипоты.
— Нет! — прорвался в моё сознание знакомый до боли голос, полный неуправляемого бешенства, дрожащий от неудержимой лютой ненависти. Замерев и на миг перестав сопротивляться, я взглянула в распахнутые глаза обманутого отца. Они сверкали так, что, казалось, могли метать молнии, и в расширившемся от возбуждения чёрном зрачке собирались отголоски пламени, постепенно вырождавшегося из красно-оранжевого в изумрудное. — Один! У нас был уговор! — хриплым голосом кричал двуликий бог, и в облике его происходили пугающие изменения: и без того острые черты лица заострились ещё сильнее, выразительные губы скривились от ярости, а глаза подёрнулись колдовским зелёным огнём, которого я так боялась. — Слышишь, клятвопреступник! У нас был уговор! — всё вокруг загорелось алым пламенем, и в лицо ударило жаром. Вспыхнула сухая трава, объяло огнём деревья и кустарники, и кольцо предателей само оказалось в окружении.
— Ты уверил всех нас и не раз, что уговоры ничего не значат для бога лжи и обмана, — ледяной уничижительный тон Всеотца вернул меня в реальность. Злость влилась в жилы, и я с новыми силами рванулась из объятия бога войны. — Что же так кричать?.. Мирись с последствиями! Смерть рождает смерть. Твоим отпрыскам и твоей проклятой крови не место на земле, — Локи не ответил. Он дышал глубоко и часто, словно задыхался, волосы и глаза его пылали, а под кожей проступала знакомым калёным золотом каждая крошечная жилка. Узкие губы перекосило, и бог огня издал то ли рык, то ли вой, и окружавшее нас пламя взвилось до небес, перекинулось на асов и ванов. Послышались отчаянные стоны и вопли, боги заметались из стороны в сторону. Поднялась страшная суматоха. Не утратив хладнокровия, Один подал знак старшему сыну.
Тор-громовержец вскинул Мьёлльнир над головой, и земля задрожала. Небеса раскололись, раздался страшный раскат грома, и могучая ледяная молния ударила в молот, заполнив его своей мощью. Рыжебородый ас замахнулся и со всей силы ударил Локи в грудь. Я закричала голосом, которого не узнавала, сорванным до самой глубины груди. Тело бога обмана сотрясло силой молнии. Несколько страшных долгих минут, любимый мной ас бился в судорогах, брошенный на землю, затем затих лицом вниз. Пламя ослабло, исчезло, и обожжённым асам наконец удалось потушить свои волосы и одежды. Лес и сухая трава продолжали гореть. Я не знала, жив ли лукавый ас или нет, а потому окончательно лишилась рассудка.
— Один, ты слышишь меня, проклятый бог?! — кричала из последних сил, сама не слыша своего голоса, оглохнув от воплей отчаяния и боли. — Где ты, клятвопреступник и братоубийца?! Где ты, я хочу взглянуть в твои глаза! Я — твоя плоть и кровь, твоя последовательница и дочь твоего любимца — взываю к тебе! Покажись! — отец ратей молча вышел из-за спин своих соратников, остановился в паре шагов, глядя как на неразумное дитя, затеявшее крик на пустом месте. Однако я и не думала униматься. — И ты ещё смеешь стоять передо мной?.. Ты — жестокий лживый бог! Чем ты искупишь эту вину?! Чем смоешь убийство названного брата и пренебрежение к клятве, скреплённой кровью?.. — лишившись всякой воли, понизила тон, посмотрела прямо в его лицо, расплывающееся и исчезающее от набегавших горьких слёз. — Ты даже сыновей моих не пощадил! В чём их вина, чем они перед тобой виноваты?! В любви и верности отцу их проступок?.. Кто ты такой, чтобы судить о проклятой крови?.. Ты, вероломный нидинг! Трус, творящий зло чужими руками! Как ты смеешь смотреть мне в глаза?..