Я ощущала, что вместе с Локи теряю рассудок. Много-много дней, проведённых около него без сна, без пищи, без движения. Ида время от времени приходила подменить меня, позволить отдохнуть, очиститься, прийти в себя, но я уже не могла жить прежней жизнью. Это место… Этот яд и смрад… Они медленно убивали тех, кто был обречён вдыхать их, и я не могла погубить Иду, как однажды уже погубила Асту. Служанки не соглашались отступиться от своей госпожи, и мне пришлось проявить твёрдость и настойчивость. Мии я не оставила выбора: как старшая прислужница она должна была вернуться в золотой чертог, чтобы исполнить моё повеление. Я попросила сообразительную девушку разделить имущество бога лукавства между верными подчинёнными и отпустить их на волю — знала, что мы оба останемся в заточении до самого конца миров. Богатство больше не имело значения, а дома, родного края у нас не осталось. Ценной стала лишь преданность.
Мия не вернулась. Таково было моё последнее желание, когда я простилась с ней. Я попросила служанку ценить каждую отведённую минуту свободы и не приходить, не причинять мне нестерпимую боль своим присутствием. Девушка поклялась Иггдрасилем, а потому не смогла нарушить своего слова, когда я открыла ей суть своей просьбы. Так было легче. Меньше всего я хотела обречь на страдания, подобные своим, всех тех, кого любила. Жаль, что Ида не прислушалась к моим уговорам, не стала давать клятв, наученная опытом Мии. Я не находила покоя, пока любящая подруга губила себя под толщей земли, куда не проникал ни единый луч солнца. И я отослала её в Мидгард, где девушка могла бы жить обыкновенной жизнью и при этом навещать меня, когда ей того хотелось. Ида нашла пристанище в одном из близлежащих селений, но никогда не забывала о своей преданности. Несколько раз она даже умудрялась проскользнуть в Асгард и разделить со мной дар милосердной Идунн — единственной, среди асинь, кому я ни за что бы не пожелала зла. Впрочем, богиня юности и не принадлежала к роду Одина.
Так я и доживала свой век, в ожидании конца миров. Я пролила столько слёз, пережила столько скорби и разочарований, что Рагнарёк стал казаться благодатью, желанным избавлением от моей горькой судьбы. Я знала, что Локи предначертано разорвать сковывающие его цепи, когда придёт страшный час, чтобы присоединиться к одному из воинств в долине Вигрид. И я ждала этой минуты, как одержимая. А в отведённый мне срок делала всё, чтобы облегчить страдания мужа. Иногда Локи лежал без движения, и сильная грудь едва приподнималась, дыхания было не расслышать, а иногда он начинал метаться и кричать, глаза разгорались колдовским изумрудным огнём, ладони охватывало пламенем, однако заклятые оковы не давали ему воли, не позволяли использовать свою разрушительную силу. Одной рукой держа над нами чашу, другой я гладила и утешала любимого аса, склонившись к бледному лицу, шептала нежные слова в бессознательном порыве любви, которую ни время, ни потери не сумели убить во мне.
А в один из долгих дней, слившихся для меня в бесконечную непрерывную череду, Локи, когда я менее всего этого ожидала, разомкнул веки и посмотрел на меня совершенно осознанным взглядом тёмно-карих очей. Помню, как замерла, не в силах вымолвить ни слова, и глядела на него удивлёнными заплаканными глазами. Тонкие губы шевелились, не произнося ни звука, а чуткий взор наполнили тоска и боль, горечь утраты, знакомая мне невысказанная печаль…
— Сигюн… — прошептал он, и сердце в груди сделало переворот, заставив задохнуться от забытого счастья. Он помнил меня! Помнил моё имя! Я не могла и надеяться на это! Слабый голос мужа эхом отдавался во мне, заставляя кровь в жилах забиться, как птица в силках. — Сигюн, мне больно…
— Я знаю, Локи, — ответила пропадающим голосом, склонившись к нему, полным сочувствия и сострадания взором глядя в блестящие печальные глаза. — Знаю, потерпи…
— Нет… — выдохнул он и прикрыл веки. Я догадалась, что слова даются измученному асу с немалым трудом, прислушалась, — …мне больно за наших сыновей…
Я всхлипнула, уронила голову ему на грудь, не забывая держать над головой чашу (это бессознательное движение за годы въелось в моё тело), и заплакала. Я лила слёзы, смежив веки, сжимая губы, силясь перестать. Но разве сумела бы? Разве кончится боль матери, утратившей своё дитя? А всех своих детей?.. Что я могла ответить ему, чем утешить? Разве можно исцелить эту боль? О нет… Она навсегда в сердце родителя. Проблеск сознания Локи стал тому ещё одним подтверждением. Когда я сумела поднять голову, разомкнуть ресницы, бог огня уже снова глядел сквозь меня слепым, подёрнутым мутной пеленой взглядом, и лишь на щеке его блестела слеза…