Мне было несложно догадаться, в каком направлении текут его мысли, однако меня больше интересовало другое: что подвигло отца на столь решительный, почти отчаянный шаг? Почему сейчас, когда прошло столько времени после неохотно, но всё же принятого замужества? И что было бы, не лишись я так удачно сознания? Неужели Локи и впрямь мог так легко расправиться с верховным богом, более того — любимым сыном Одина и моим отцом? Была ли граница у этой пустой и необъяснимой ненависти? Я боялась узнать ответ. Сегодня судьба послала мне спасение, укрыла от беды, оградила от страшного горя и потери, но что произойдёт в другой раз? Как мне их примирить? Что я могла? Любовь к одному неизменно отравляла и губила другого.
— Сигюн… — ласковый голос отца, его мягкие прикосновения к моему лицу вывели меня из задумчивости. Подняв на Бальдра тоскующий ищущий взгляд, я закусила губу. Он всё знал. Мой милосердный отец способен был понять мои чувства, ведь к каждому он был так ровен, доброжелателен, нежен. Отчего ему, подарившему мне жизнь, было её разрушать?.. Отчего он, вовсе не обладавший крутым и вспыльчивым нравом бога огня, был так же беспощадно упрям? Прикрыв глаза, я остановилась, взяла его светлые руки, раскрыла губы и замолчала, не в силах выразить свою печаль. — Я спрошу единственный раз, последний: ты уверена, что не хочешь покинуть чертоги Локи? Если ты сомневаешься, если на сердце неспокойно, то всё остальное неважно. Я жизнь за тебя отдам. Ввяжусь в войну, обрушу на его голову Асгард, если придётся, пойду на преступление. Я огражу тебя от любой напасти, от любой беды, только одумайся. Пойдём со мной, и ты никогда больше не будешь горевать…
Глава 2
Солнце, смеясь, плескалось над головами, а затем разливалось мягким золотом по земле у наших ног. Беспечной Соль были неизвестны и неважны далёкие переживания Асгарда и уж тем более его маленькой крупинки по имени Сигюн. Её единственной проблемой было вовремя скрыться от страшного жадного волка, каждый день желавшего поглотить её ясный облик и согревающий свет. Однако тому было не суждено осуществиться до самого конца миров, а потому извечное преследование ничуть не трогало моего сердца, не вызывало сочувствия. Соль и Мани поплатились за себялюбие, за бескрайнюю гордость своего отца, навеки разлучённого с любимыми детьми. Нас же с отцом разделяла не вина и не порок, а глупость и упрямство двух враждующих сторон, не имевшие под собой даже первоосновы. Не сводя глаз с лица Бальдра, я вздохнула.
— Когда закончатся эти нелепые распри, отец? — с горечью в дрогнувшем голосе, произнесла я в ответ на его просьбу покинуть золотые чертоги, уже ставшие мне родными. — Когда Асгард, наконец, сможет вздохнуть спокойно и жить мирно? Мой любимый отец, мой светлый Бальдр, я заклинаю тебя: положи этому конец! Ты знаешь, я не уйду с тобой, потому что этого не желаю. Когда ты поверишь, что я люблю своего господина, люблю дитя, которое ношу под сердцем?.. Зачем тебе бередить зажившие раны, являться с войском в нашу обитель, провоцировать огненного Локи? Тебе — всеми любимому, лучшему из богов? Почему ты, такой добросердечный, понимающий, не желаешь проявить смирение и принять Локи как часть своей семьи?
— Он никогда не станет частью моей семьи! — в голосе Бальдра зазвучала сталь, льдом сковавшая мою душу. Сжав его ладони в порыве отчаяния, я отстранилась и отступила, с непониманием и обидой глядя на непримиримого отца. — Сигюн, — продолжал он уже мягче, снова бессильно протягивая ко мне руки, — мне трудно поверить в такую любовь, но я был бы несправедлив и слеп, если бы не признал, что бог огня хорошо заботится о тебе, — я с удивлением подняла на отца взор. Было ясно, как трудно даются ему слова признания, но всё же Бальдр проявил искренность и честность, и в моём сердце в какой-то миг забрезжила надежда. Так и не дождавшись от меня ответного движения, бог света сложил руки за спиной, взволнованно прошёлся туда-обратно и вполголоса продолжал:
— Ты повзрослела, выросла в красивую и хорошо воспитанную госпожу. Ты прекрасно выглядишь, и глаза твои блестят ярче драгоценных камней на роскошных нарядах, когда ты смотришь на него. И лукавый Локи — я это вижу — смягчается в твоём присутствии, забывает своё безрассудство. Поэтому долгое время я не беспокоил вас, хотя безнадёжно скучал по тебе каждый новый день, — Бальдр остановился подле меня, обнял ладонями мои щёки и долгим трепетным поцелуем коснулся лба. Я вздохнула: так сильно я переживала его отчаянные метания, печальный, полный горечи тон, умоляющий сжалиться взгляд ясных светлых глаз. Отец любил меня больше всего на свете — я это знала. Но что я могла поделать? Я не сумела бы сохранить свою семью, не ранив его чувства, как бы трудно это ни было. Собравшись с мыслями, Бальдр произнёс: