— Госпожа пришла в себя, — негромко оповестил голос, показавшийся мне смутно знакомым. Я удивлённо повернулась и обнаружила, что ко мне помимо родной служанки приставлен юный лекарь — один из подчинённых Хельги. Именно он вполне бесцеремонно удерживал меня в постели, но только я хотела возмутиться, как со стороны, будто из воздуха, выскользнула сама главная лекарь. Я успела заметить, что вид у неё самый измождённый, и сердце в тот же миг сжалось — одинаково от страха и сострадания. Хельга покачнулась, но затем собралась и коротко поклонилась, после чего присела рядом со мной.
— Сначала лекарство, госпожа, — спокойно пояснила она и протянула мне кубок, прежде чем я успела задать единственный волнующий меня вопрос, самый неоспоримо важный и самый сокровенный. Я пребывала в таком сильном смятении, что не нашла в себе сил спорить с ней, и поспешила жадными глотками расправиться с преградой на пути к истине. Я пила тёплый отвар, и тело словно наполнялось каменной тяжестью, которую невозможно превозмочь. Совсем скоро мне было трудно пошевелить даже кончиками пальцев, но мой разум оставался ясен. Пожалуй, мне становилось даже проще мыслить трезво, потому что зелье Хельги заглушало эмоции, заставляло их затихнуть и скрыться где-то в центре живота. Юный лекарь бережно опустил меня на уложенные Идой подушки, оставив в постели в полусидячем положении. — Вот так…
— Что с повелителем, Хельга? — вполголоса спросила я, и кончики пальцев тревожно дрогнули, точно к рукам вот-вот в полной мере вернётся движение, будто сила моих искренних переживаний во много раз значительнее самого искусного зелья, хитроумного заклятия. Голос прозвучал удивительно спокойно, сердце билось мерно, но так сильно, что каждый его удар, казалось, сотрясал всё тело, подобно удару кузнечного молота о наковальню.
— Повелитель жив, моя госпожа, однако он тяжело ранен и не приходил в себя с того самого вечера, — горестно склонив голову, словно в этом была только её вина, поведала Хельга. Я испытала смешанные чувства: бурный восторг оттого, что Локи жив, и почти оцепенение при мысли, что в любой момент он может уйти. Тон женщины, как бы она ни пыталась скрыть страшную правду, был слишком говорящим. Хельга была превосходным лекарем, и её руки обладали целительной силой. Увы, она оставалась лишь смертной, заслужившей благоволение Эйр и право жить в Асгарде, поэтому существовали вещи ей неподвластные. И некоторые не поддавались самим богам. Смерть была в их числе.
— Ты посмела меня опоить, — недовольно заметила я после тщетной попытки приподняться. Я хотела быть рядом с возлюбленным мужем, я должна была быть подле него, и всё моё существо рвалось к лукавому асу, но тело, отравленное умелым колдовством, не подчинялось ни сердцу, ни разуму. Заговорщики лишили меня всяческих сил, и я не могла даже всерьёз рассердиться, опьянённая фальшивым умиротворением.
— Я виновата, госпожа, и Вы вольны разгневаться, наказать меня, но я не позволю Вам подняться с постели, пока не буду уверена, что Вы восстановили силы. Так будет лучше и для Вас, и для повелителя, и для обитателей чертогов. Вы пережили немалое потрясение и, должно быть, сильно ударились головой… — рассеянно слушая лекаря, я осмотрелась и с удивлением обнаружила себя в покоях Локи. Какая ирония, ведь тем вечером я так мечтала оказаться в его просторной постели. Судьба наказала меня за неосторожность. Однако хуже было другое: раз я здесь, значит, Хельга не решилась позволить перенести бога огня с места на место, что, в свою очередь, говорило красноречивее слов, в каком опасном состоянии находится мой дражайший супруг.
Я тяжело вздохнула. Мне так хотелось увидеть его, коснуться красивого, пусть и бледного, лица. Но я понимала, что в такой напряжённый момент благоразумнее всего было довериться Хельге. Порой она бывала непозволительно своевольна, но ещё ни разу разумная и самоотверженная женщина не дала повода усомниться в своей преданности золотым чертогам и их повелителю. И раз я ничем не могла помочь Локи, я должна была позаботиться о его подчинённых. Возможно, если я прислушаюсь к просьбам лекаря, то быстрее встану на ноги, и тогда она сможет больше времени проводить подле господина, а я — посвящать обитателям огненных палат. Я боялась представить, какая суматоха, должно быть, творилась в чертогах после произошедшего нападения.