— Да ты никак влюблён, лицемерный Локи?.. — язвительно поинтересовалась отвергнутая любовница, приподнимаясь на локтях. Нужно было признать, что даже при проигрыше она не теряла своего лица. Бог огня презрительно глядел на неё сверху вниз, однако дерзкая служанка не унималась: — О, дай мне угадать! Раз великанша не пришлась тебе по нраву, очевидно, что твоя новая избранница — одна из заносчивых себялюбивых глупышек-богинь, которые ничего не видят дальше своего носа! — каких же усилий мне стоило сдержаться и не выйти из своего укрытия, чтобы поставить грубиянку на место. Я была так рассержена, что не задумывалась, смогу ли выстоять хоть минуту против сильной и самоуверенной валькирии. — Неужели ты правда в это веришь, бог огня? Ведь ты не умеешь любить, а только владеть! — и, выпустив наружу весь яд оскорблённой женщины, Эйдин залилась язвительным надменным смехом. Локи с удивительным спокойствием выслушал её речи, хотя глаза его вспыхнули злым огнём.
— Ты только не заплачь, моя милая, — для валькирии это неприемлемо — ведь лицемерный бог огня отныне не только не полюбит, но и не овладеет тобой, — с мало скрываемой насмешкой в голосе заверил ас бывшую любовницу, глаза которой пылали ревностью и ненавистью, видной даже издалека. С полным пренебрежением мужчина переступил через неё, лишь на миг задержавшись подле. — Придётся твоему телу и дальше изнывать от тоски. И сотне эйнхериев, что пройдут через тебя, не сравниться со мной, — лукаво улыбнулся высокомерный Локи и направился прочь, не оборачиваясь. Много проклятий обрушила ему вслед разгневанная валькирия, но своенравный гордец уже не слышал её. Искусная соблазнительница перестала для него существовать. Ощутив невыносимую тяжесть в ногах, я, наконец, позволила себе тихо опуститься в высокую изумрудную траву, тем более что соперница поспешила покинуть место своего позора. На душе стало так свободно и радостно, что я решительно позабыла о времени. Ещё долго я сидела одна в тени пышного кустарника и глупо беспричинно улыбалась.
Сумерки застали меня врасплох, и когда я соизволила вернуться в чертоги Бальдра, взволновав родителей и их личную свиту своим долгим отсутствием, луна уже зрела на ночном небосклоне, словно золотое яблоко в дивном саду вечно молодой и светлой Идунн. Я с покорной улыбкой выслушала наставления семьи, а затем поспешила успокоить близких. Слова звучали убедительно, несмотря даже на то, что мои мысли находились далеко от земли. Казалось, так много успело уложиться в последний месяц, что хватило бы на маленькую жизнь. Я училась понимать и принимать себя, а вместе с тем и окружающих. И как только я сбросила оковы запретов и ограничений, как только вздохнула полной грудью, во мне начал раскрываться чудный дар. Тогда я ещё не осознавала этого в полной мере, но моё предназначение как богини заключалось в том, чтобы нести покой и гармонию в сердца людей, асов и ванов.
Увы, моё собственное сердце в тот вечер было неспокойно. Когда я смотрела на мир глазами отца, я понимала, что не могу покинуть семью и причинить ему такую боль, пойти против его воли. Но устремляя взор на Локи, к которому я постепенно начинала испытывать привязанность более глубокую, чем юношеская влюблённость, я осознавала так же ясно, что не могу предать его хрупкого доверия. Тем более, став невольной свидетельницей произошедшего в Вальхалле. Я колебалась и страдала, потому что знала — не в моих силах было примирить двух мужчин, которые значили для меня неимоверно много, пусть и каждый по-своему.
Немного погодя мы ужинали в светлом просторном зале в кругу семьи. Я любовалась своими родителями, и сердце в груди сжималось, будто предчувствуя беду, отчего я не могла заставить себя съесть ни кусочка приготовленных яств. Мне было невыносимо душно и хотелось побыть одной, постараться совладать с чувствами и по возможности трезво обдумать то решение, которое я должна была принять совсем скоро. Глядя в мои усталые потерянные глаза, отец — мой нежный, понимающий отец — отпустил меня из-за стола, в мерах предосторожности приставив ко мне двух служанок, словно кто-то мог похитить меня из собственных чертогов. Я не спорила, тем более что тихие девушки ничем не докучали и не мешали мне. Элегантно поклонившись — грации и правилам вежливости меня учили с самых ранних лет, так что они почти впитались в мою кровь — я покинула столовую залу, а вскоре и стены дворца.
Родительский сад был обширен и красив, недаром он принадлежал богу света и весны. Я шла по галерее, примыкавшей к чертогам Бальдра. Она была гораздо меньше и скромнее, нежели во дворце Одина, и стелилась по земле, а не парила в воздухе, как многоярусные переходы Вальхаллы, но я любила её. В детстве меня только и можно было отыскать, что в саду и галерее. Чертог моего отца был весь выточен из белого камня и словно замер в воздухе, подчинялись общему облику и лёгкие галереи. Прислонившись к одной из опор, я глядела на засыпающие цветы, на мерно журчащие ручьи и, наконец, на ночной небосвод, где сияла почти полностью округлившаяся луна. В очередной раз вспомнив слова Всеотца, я вздохнула.