— Тьма Нифльхейма с тобой, — глухо, устало произнёс Локи, несильно оттолкнув меня ногой. Впрочем, этого было достаточно, чтобы завалиться набок, чтобы боль снова обожгла кровоточащие полосы от кнута. — Пошла вон. И больше не смей приближаться к моим покоям.
Глава 18
Просыпаться в обществе Хельги — главного лекаря золотых чертогов — входило у меня в печальную привычку. Женщина почти никогда не задавала вопросов и, казалось, бодрствовала целый день. Я смутно помню, как покидала покои огненного бога и как пришла к ней, приходила ли вообще. Но, так или иначе, наши пути пересеклись, и исцеляющие руки Хельги снова выручали меня из беды. В этот раз всё обошлось — я догадывалась по тихому, недоверчивому ворчанию целительницы. Когда ситуация была серьёзной, лекарь всегда работала молча, максимально сосредоточенная. Тогда она вся собиралась воедино и действовала точно, не ведая промахов. Движения её становились отрывистыми, но быстрыми и ловкими. Если же она успевала отчитывать меня за безрассудство или сетовать на неуправляемую ярость повелителя, значит, случай у меня был пустяковый. По меркам вспыльчивого аса, конечно. Бедная Хельга! С крутым нравом Локи работы у неё никогда не убывало в пламенном дворце.
Я слепо подчинялась повелениям лекаря, словно безвольная деревянная фигурка. Мысли мои были где-то далеко и от Хельги, и от жестокой реальности. На всё тело навалилась усталость, тяжесть бесконечных горных хребтов. Злость улетучилась, уступая место слабости, и воспоминания в голове сменяли друг друга очень медленно, нехотя. Я сожалела обо всём произошедшем. Я желала спокойной беседы, но когда увидела эту девушку верхом на мужчине, которого любила, его отстранённый, жестокий взгляд… Стало так больно, что лучше не вспоминать. Оставалось только надеяться, что и Локи отойдёт, остынет к утру, как всегда и бывало.
Мысль о том, что отныне путь в его покои может быть для меня заказан, обжигала неприятным холодком где-то между лопаток, заставляя поёжиться. Одно обнадёживало: повелитель пощадил меня. Наказание Локи было зрелищным и доходчивым, это несомненно, но мне уже доводилось видеть, какой силы может быть удар кнута, если он призван покалечить. В первый момент меня ослепило болью, но я смогла подняться на ноги, добраться в свои покои самостоятельно. Хельга обработала алую полосу жгучей мазью, а затем перевязала, и ей не понадобилось ни останавливать кровь, ни сшивать воедино края раны. Хитроумный супруг позаботился о том, чтобы не рассечь кожу слишком глубоко и не оставить шрамов, уродующих тело. Это была очень своеобразная забота, и мне становилось жаль. Забавно, любая другая асинья пришла бы в ужас и непременно лишилась бы чувств, расскажи я ей хоть малую часть того, что мне довелось пережить в чертоге бога обмана, а я… Верно, со мной было что-то не так.
И, слабо улыбнувшись, под уютное, почти родное воркование лекаря я заснула. Я спала очень крепко, мертвецким сном и не видела ни сновидений, ни воспоминаний о прошедших днях. Ночь пролетела незаметно, будто её и не было, и я очнулась на рассвете вместе с пением птиц оттого, что кто-то, как мне показалось, не сводит с меня глаз. Первые несколько минут я не разнимала век, надеясь продлить сладостные мгновения забвения, в которые мне не надо было ничего помнить или решать. Но, увы, я окончательно проснулась. Притворяться спящей не было смысла, и я приподняла ресницы. Солнечный свет привычно ударил в глаза, заставляя зажмуриться и часто заморгать, пока зрачок не привыкнет к нему. Рядом сидел он — этот профиль я бы узнала с одного быстрого взгляда. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули яркой эмоциональной волной, и я сама не заметила, как вздрогнула. Длинные пальцы коснулись моих волос, убрали волнистые после сна пряди с лица. Я испытывала смешанные чувства от едва ощутимых нежных прикосновений, а потому молчала, боясь проронить неверное слово. Сердце в груди билось подстреленной птицей.
Локи был, как всегда, непростительно хорош собой. Яркие волосы, почти золотые на солнце, собраны в высокий хвост — было так непривычно видеть его в новом образе, который, несомненно, был богу огня очень к лицу. На плечи была накинута тонкая рубашка насыщенного изумрудного цвета, перетянутая поясом. Глаза горели, и было решительно непонятно, что читать по ним, да и я всё как-то не смела остановить на них взгляд. Почему мне было так тягостно общество собственного мужа? Такого восхитительно притягательного в своей лёгкой небрежности и природной грации и силе? Не потому ли, что меня мучило чувство вины? Или обиды? Страх утратить его любовь? Или свою?.. И в то же время страхи более низменные, земные. А он лишь смотрел на меня своим внимательным задумчивым взглядом и не говорил ни слова. Кончики пальцев красивого аса дотронулись до саднящего плеча, заставив меня немного поморщиться, мягко проскользнули по ключице, коснулись перевязи на груди. Воздух между нами замер в напряжении. Молчание становилось невыносимым.