— Я хочу уехать, — тихо сорвалось с моих губ. Я даже не узнала своего голоса. Я смотрела невидящим взглядом в окно и понимала, что мне страшно. Но боюсь я вовсе не Локи, хотя иногда и его тоже, а скорее себя саму. Что я вчера сделала с собой? Руками мужа, пусть, но зачем я провоцировала его, разжигая в нём ярость, губительную для нас обоих? Даже если моральная боль была невыносима, куда делось моё чувство самосохранения? Я словно старалась узнать, где же та грань, после которой уже не вернёшься назад. Может быть, это было связано с тем, что где-то в глубине души я не могла поверить, что всё это правда, что Локи — Локи! — действительно любит меня.
Я обещала доверять ему, но всё время сомневалась и в муже, и в себе самой, потому что безумно боялась. Каждую минуту своей новой жизни я боялась, что всё это лишь обман. Я так рассердилась, когда он утаил от меня правду, ведь я просила его, глядя прямо в глаза! А он смотрел на меня своим насмешливым нежным взглядом, заранее приняв решение поступить наперекор чужим мольбам. Выходило, что ни моя жизнь, ни моё слово не значили ровным счётом ничего. И я наговорила супругу таких вещей, каких не стоило бы произносить даже наедине, не то, что в цветущем чертоге. А потом увидела эту девушку, так, по сути, похожую на меня, и поняла: я действительно одна из многих. И всё, как в тумане. Весь мой иллюзорный мир обрушился. Я ощутила себя бесконечно одинокой и ненужной и переступила грань, только преумножавшую боль. Глупая.
— Ты останешься, — бескомпромиссно отрезал Локи, но голос его звучал спокойно, хоть и твёрдо. Глаза смотрели ласково, но я уже не знала, чему верить. Такого искусного умельца по части обмана и лицемерия было не сыскать больше во всех девяти мирах. Его ладонь мягко коснулась моего лица, обратила взгляд на себя. Я смотрела в родные глаза, и почему-то к горлу подступали слёзы, губы дрогнули, и я шумно вздохнула. Эмоции обуревали меня, и я чувствовала, что не владею ясностью мысли. — Что так огорчило тебя? Ты ведь знала, с кем связываешься, и если бы ты не спровоцировала меня этой ночью, то не пострадала… — я жестом остановила его. Закусив нижнюю губу, я молчала. Сама не знаю, почему мне было так трудно сказать ему всё, что терзало душу. Может, боялась, что над моими чувствами посмеются. В конце концов, мною уже не раз играли.
— Я больше не знаю, кто ты такой, — наконец, с трудом вымолвила я после долгого молчания, — я просила тебя только, чтобы между нами не было тайн. Но, очевидно, я не могу заслужить твоё доверие, не то, что верность… — я запнулась слишком красноречиво, чтобы проницательный бог огня не заметил этого и не понял, что на самом деле огорчило меня. Было так мучительно больно вспоминать и тем более говорить о его предательстве, не состоявшемся только волей случая. Как он смотрел на неё! Любимый мной ас вожделел другую женщину, и от этого я страдала так сильно, что не могла вздохнуть полной грудью. Сжав тонкими побелевшими пальчиками ключицы, я задыхалась от горя. По щекам струились горькие слёзы отчаяния и бессилия. Мне понадобилось несколько минут, чтобы я сумела снова овладеть собой и продолжить: — И я сама пугаюсь той, кем становлюсь под влиянием разных твоих личин. Я себя не узнаю.
— Только ты одна и знаешь, кто я такой на самом деле, — наклонившись ко мне, улыбнулся Локи и стёр тыльной стороной ладони дорожки слёз с горящего лица. Его глаза были совсем рядом, искренние, любящие, и я окончательно запуталась в своих мыслях и чувствах, страхах и сомнениях. Затаив дыхание, я молчала и только всё смотрела в его глаза, как околдованная, словно лишь они и были способны открыть мне истину, — поэтому только ты можешь довести меня до неуправляемого бешенства. Ты не хуже меня знаешь, что наложница была лишь порывом мести. Я не помню ни её лица, ни имени. Но ты… Ты доводишь меня до исступления каждую ночь, однако на утро… — Локи прервался и поморщился, словно ему было больно от подобного признания. — Все мои мысли снова о тебе. Ты ведь знала, что со мной не будет просто, когда дала своё согласие, что покой тебе придётся забыть, — каверзный ас замолчал, чтобы перевести дыхание, склонив голову, заглянул в мои глаза, словно пытался прочесть мысли, а затем продолжил: