Роберт увидел, как парень заерзал на стуле, вскинув голову, когда местная новостная телеперсона заговорила о стрельбе в молле один-пять:
«…жертвой стала миссис Дженифер Лопато, 64 лет, из Глендейла. Представитель полицейского отделения Лос-Анджелеса Хизер Гонсалес сообщает, что пока не удалось установить никаких мотивов ее убийства, а власти полагают, что это еще одно убийство на почве флэшбэка. Однако в данном случае предполагаемого преступника обезвредили двое полицейских в штатском, применив к нему силу. Компания СиЭнЭн-ЭлЭй получила официальную видеозапись выстрела, сделанную встроенной в автомат камерой. Предупреждаем, что видео, которое вы сейчас просмотрите, имеет графический характер…»
Роберт наблюдал, как Вэл смотрит запись. Насколько он сам понял, бросив на экран беглый взгляд, этот ролик мало чем отличался от кровавой вакханалии, которая заполняла теперь выпуски теленовостей по вечерам. Но Вэла все происходящее на экране заворожило. Роберт видел, как парень с открытым ртом следил за мальчуганом, который бежал сквозь толпу, не реагируя на приказы офицера за кадром остановиться, и как в следующий миг туча игл разнесла его на куски. Внук закрыл рот, сглотнул и повернулся к столу только тогда, когда на экране уже несколько секунд шел следующий ролик об отзывах интернет-пользователей Лос-Анджелеса на плохие сводки с войны в Китае.
А вот Кэрол не обратила на реакцию сына никакого внимания. Она словно смотрела внутрь себя, как всегда в последнее время.
«Мы во флэше, даже когда мы не во флэше», — подумал Роберт. Он почувствовал приступ головокружения, которое часто случалось с ним в последнее время, когда он вспоминал о своих флэш-приключениях, а затем пришла волна отвращения к себе. К семье. К Америке.
— Что-то случилось, пап? — спросила Кэрол, отрывая взгляд от кофе. Ее взгляд еще казался близоруким, отрешенным, но в голосе уже звучала забота.
— Нет, — сказал старик, поднимая руку в сторону Вэла, — я просто…
Пока он пребывал в задумчивости, внук встал и вышел из-за стола. Роберт даже не понял, куда он пошел: наверх или на улицу.
— Ничего, — сказал он дочери, неловко похлопывая ее по руке. — Ничего не случилось.
Много лет назад пешеходный надземный переход заключили в проволочную клетку, чтобы люди не бросали на двенадцать полос ведущего на север шоссе тяжелые предметы и не сбрасывались сами; потом — когда в середине девяностых стрельба на дорогах достигла масштабов эпидемии — его покрыли толстым плексигласом, якобы пуленепробиваемым. Пули от него не отскакивали — о чем свидетельствовали многочисленные дырки, зато через него невозможно было попасть точно в цель, так что снайперы стали выбирать другие точки на шоссе. К тому времени народ уже разобрался, что всякий, кто ездит в небронированной машине, заслуживает пули в ухо.
После рождения Вэла чокнутые ветераны-наемники азиатских и южноамериканских войн начали бросать с эстакад осколочные и другие гранаты, и потому пешеходные мосты снова окружили решетками и снабдили железными дверями, приваренными с обоих концов, чтобы на мост вообще никто не входил. Банды подростков взрывчаткой проделывали дыры в стальных пластинах и устраивали в длинных темных переходах встречи или флэш-салоны. Внутри было очень темно, и Вэлу пришлось настроить свои видеоочки на ночное видение, чтобы найти Койна, Джина Ди и Салли среди темных силуэтов, которые о чем-то переговаривались, кивали, продавали и покупали.
Вэл вытащил 32-й из-за пояса и держал в руке.
— Не смог, да? — тихо сказал Койн, забирая оружие. В ночных очках Вэла он представлялся ярко-зеленой фигурой с пульсирующей белой трубкой в руке.
Вэл открыл рот, чтобы объяснить про того парня и подставных копов, но ничего не сказал.
Салли издал звук отвращения, но Койн пихнул его, и он замолчал. Койн снова протянул пистолет:
— Держи, Вэл, мальчик мой. Как говорила одна сучка-южанка в старом фильме, как ее там звали, «завтра будет новый день».
Вэл моргнул. Кто-то закурил в тоннеле сигарету, и другой конец моста залило ярким белым светом. С десяток голосов заорали придурку, чтобы он прекратил курить.
— А пока, — сказал Джин Ди, обнимая Вэла за плечи, — мы надыбали такой классный флэш…
Вэл снова моргнул:
— Флэш — это просто флэш, ты, задница.
Салли снова фыркнул, а Койн положил руку Вэлу на спину. Физический контакт с Койном и Джином Ди душил Вэла, словно петля затягивалась вокруг его груди, не давая дышать.
— Флэш — это просто флэш, — зашипел Койн, — но есть какое-то возбуждающее дерьмо, что-то вроде феромона, так что, когда смотришь, как трахаешь кого-то, как мы ту испанскую сучку, встает сильнее, чем в первый раз.
Вэл кивнул, хотя и ничего не понял. Как можно испытать больше, чем в первый раз? Кроме того, у него еще ни разу не было оргазма, за исключением тех случаев, когда он играл с собой сам, а вспоминать об этом Вэл не любил. Но он кивнул и позволил Джину и Койну подвести его туда, где сквозь щель в затемненном плексигласе проникал узкий лучик света, который казался струйкой раскаленного металла на заплеванном цементном полу.
Джин Ди достал четыре часовых флакона. Вэл пытался придумать, о чем бы ему пофлэшевать. Почти все его воспоминания были какие-то неприятные. Он ни за что не признался бы в этом остальным, но часто, говоря, что смотрит про изнасилование испанской девчонки, он вспоминал матч Малой Лиги, который он сыграл, когда ему было восемь лет. Он играл всего один год, потому что обнаружил, что для других парней бейсбол — это не круто. Насколько Вэл знал, теперь уже никто не играет за Малую Лигу… денег нет. Чертов рейгановский долг. Стоило ли посылать армию воевать за япошек, раз это никак не повлияло на проценты по японскому займу?
Вэл ничего в этом не понимал, только знал, что все дерьмово. Он уже протянул руку к Койну за шестидесятиминутным флаконом, когда парень побольше хрипло прошептал ему в ухо:
— Завтра, дружок, мы пойдем с тобой и поможем тебе выбрать, в кого стрелять, чтобы потом флэшевать…
Вэл кивнул, отпрянул и поднес флакон к носу. Маленькая Лига не появилась, когда он пытался ее вспомнить. Вместо этого ему вспомнилось время, когда он был совсем маленьким засранцем — года два-три, не больше, — и мать сажала его к себе на колени и читала сказки. Наверное, это было до того, как она начала принимать флэш. Он засыпал на ее коленях, но не слишком крепко, и потому слышал слова, которые она читала, произнося их медленно и четко.
Чувствуя себя последним ссыкуном и придурком, Вэл удержал это воспоминание и сорвал колпачок с флакона.
Роберт не любил интерактивное телевидение, но когда Кэрол легла в постель и он убедился, что Вэла нет дома, он включил СиЭнЭн-ЭлЭй и выбрал доступ к телеперсоне. Привлекательное евразийское лицо ответило ему улыбкой:
— Да, мистер Хирне?
— Стрельба в сегодняшних новостях, — сказал он отрывисто. Он не любил разговаривать с искусственными личностями.
Ведущая улыбнулась шире:
— В каком сегменте, мистер Хирне? Новости транслируются каждый час, и…
— Семь часов, — сказал Роберт и заставил себя чуть-чуть расслабиться. — Пожалуйста, — добавил он и почувствовал себя глупо.
Ведущая просияла:
— Вас интересует выстрел в мистера Колфакса, мистера Мендеса, мистера Рузвельта, мистера Кеттеринга, младенца Ричардсона, миссис Дозуа, неустановленного гаитянина, мистера Инга, миссис Лопато…
— Лопато, — сказал Роберт. — Выстрел в Лопато.