— Эй, вы! Чистильщик! — Она ловко щелкнула в воздухе пальцами. — Посмотрите мою обувь!
Сутулый и покорный, он приблизился к ней, и круг разомкнулся, пропуская его вперед. Норма приподняла правую ногу и добавила:
— Видите эти зеленые туфли? Забавные, правда? Они едва дышат от старости. Почистите их и будьте поаккуратнее, пожалуйста, не то они развалятся прямо у вас в руках. Справитесь?
— Уж доверьтесь мне, милая сеньора, я в этом деле настоящий артист, — проворчал чарнего, опускаясь на колени у ног Нормы. Дрожащими руками он открыл саквояж, достал из него крем и щетку и положил их на пол рядом с собой. Никто не обращал на него внимания. Бережно, обеими руками, он взял ногу Нормы и поставил ее на специальный упор в саквояже, прямо напротив своей ширинки. Осторожно обхватив левой рукой ее лодыжку, он взял щетку и начал тереть. Ощущая гладкую поверхность чулка, нежное напряжение мышц и тепло ее кожи, он ни на секунду не задумался о том, как неуклюже и неловко выглядит со стороны, и не спрашивал себя, не вызовет ли подозрений его явная неумелость в этом ремесле.
— Сколько же лет ты его не видела, Норма? — спросила Мирея, продолжая прерванную беседу.
— Восемь или десять, не помню точно...
— А правда, что он играл в любительских спектаклях где-то в Грасии? — вмешался Тассис.
— Вот уж действительно артист, — перебила Джорджина. — Кстати, помнишь, что ты мне рассказывала? — Она засмеялась. — Как он поцеловал тебя в первый раз, в театре...
— Это было не в театре, — ответила Норма, — это было в парке Поэль. У нас уже начался роман. Мы говорили тогда о патриотизме нашей семьи, о том, как она сумела воспитать во мне любовь ко всему каталонскому, и тут он вдруг поцеловал меня в губы. Целовал он очень долго и, не отрывая губ от моего рта, продекламировал «Духовный гимн» Марагайля[13]. Это еще что!
Он запросто мог прочесть целиком поэму Синто, пока целовал меня.
— Какая гадость! — воскликнула Мирея.
— Слюни и патриотическая поэзия, — усмехнулся Рибас, — Норме всегда нравился этот коктейль.
Курчавая голова чистильщика мягко и умиротворенно покачивалась перед коленями Нормы. Она задумчиво смотрела на его пергаментные руки, усердно мелькавшие над ее туфлей. Глядя на этого чернявого одноглазого андалусийца на коленях возле ее ног, сломленного нищетой и тяжким трудом, она почувствовала неодолимое желание погладить его черные кудри. Голос Мирен привел ее в чувство:
— Когда Норма познакомилась с ним, он играл на скрипке в оркестре. Так ведь, Норма?
— Ничего подобного, — перебила Джорджина. — Он с детских лет работал в разных варьете, декламировал стихи Рафаэля-де-Леона[14] под музыку... Вообрази только.
— Он был нищим, — добавил Тотон.
Марес по-прежнему сидел на полу, втянув голову в плечи, так что казалось, будто шеи у него нет вовсе. Ему было совершенно безразлично то, что эти люди говорили о нем так, словно он давно уже умер.
Норма чувствовала, как щетка беспорядочно ерзает по ее туфле. Она снова завороженно поглядела на эту лохматую голову в черных завитках, которые мягко касались ее колен, и машинально произнесла:
— Может быть, все-таки сменим тему?
Когда дверь открывалась, в заведение проникал гул Рамблы, по которой тянулась нескончаемая процессия масок и ряженых. Перед Лицео смуглая девушка с черными косами, с наброшенным на плечи каталонским флагом и в цыганской юбке играла на скрипке, а какой-то пьяный пританцовывал возле нее с бутылкой в руке.
Некоторое время Рибас наблюдал за неуклюжими и неуверенными движениями Мареса. Он толкнул Тотона локтем.
— Слушай, разве так чистят обувь? — спросил он вполголоса.
— Что ж ты хочешь, с одним-то глазом...
— Вторую ножку, сеньора, сделайте милость, — пробормотал чистильщик, не поднимая глаз.
Норма убрала с упора ногу и поставила другую, не в силах оторвать глаз от гордой головы, склоненной к коленям парижской проститутки. Она почувствовала, как сильные пальцы торопливо ощупывают ее лодыжку и подъем ноги, по ступне внезапно разлилось тепло и поднялось по внутренней стороне ноги к бедрам. По спине пробежали мурашки. Она рассеянно взглянула на зеленую туфлю, по которой только что скользила щетка, и увидела, что она такая же тусклая, как раньше. В этот момент стоявшая рядом Джорджина слегка коснулась ее рукой: