Урок с велосипедистом окончательно научил Маркова жизни. Не встревать – было его правило. Он его соблюдал, хоть и мучился иногда потом больной совестью, как зубами.
Вот и с летчиком – можно было ведь усовестить молодежь, набросились на взрослого человека, воевавшего, – думал Марков, но чувствовал, что нету у него решимости для того, чтобы вступиться. Выдавила из него жизнь эту решимость, как зубную пасту из тюбика.
Давыдов залез в машину.
– Николай Степанович, поедемте «порыбачим», – сказал он, закуривая, – а заодно давайте заглянем на улицу Советскую, человека заберем…
– Это кого ж? – удивился Марков.
– Да девушку одну… – не удержался Давыдов. – Хочу показать нашу экзотику.
«По карманам шарить – это экзотика? – подумал Марков. – Или втроем одного по полу катать – экзотика?».
Но, как всегда, промолчал. Они поехали.
Улицы были пусты. Город резал салаты, строгал оливье, лепил пельмени. Только ближе к центру на проспекте появился народ – с санками, с детьми – эти шли явно на городскую елку.
– Николай Степанович, может, завернем на елку, порыбачим?
– Один что ли рыбачить будешь? – проворчал Марков.
– А вы на что? Тоже в форме человек, целый старшина! – отвечал Давыдов. – Вдвоем и управимся. А то Котенко пожмотил, большую часть денег себе забрал.
Марков и хотел было сказать, что пропали бы они пропадом, эти деньги, но вспомнил (да и не забывал), что жене после нового года надо на операцию, а их и в хорошие-то времена даром не делали.
– Ну поехали, черт с тобой… – проговорил Марков.
С елки, где они выудили троих, довольно прилично одетых, и довольно прилично пьяных, граждан, они поехали, наконец, за Давыдовской подружкой.
Алла сама не знала, почему она согласилась встретиться сегодня с Давыдовым да еще и ехать куда-то на ночь глядя. Давыдов, правда, ее завораживал: было много мужской животной силы в его фигуре, лице, в его привычке свысока вприщур смотреть на людей. (Давыдов еще не забыл в разговоре упомянуть про каратэ, а в те времена каратисты были кастой избранных, то ли инопланетяне, то ли революционеры – ведь еще недавно за каратэ сажали в тюрьму). Давыдов решил удивить Аллу именно вытрезвителем потому, что в общем-то не знал, чем удивлять такую девушку. (Сходить с ней, например, в театр ему просто не приходило в голову). Любую другую из тех, с кем он общался обычно, он бы просто подпоил, покормил, и отвез бы на квартиру к приятелю, которого попросил бы часок погулять (а были такие девчонки, которые соглашались и на приятеля). С Аллой Давыдов был осторожен и про квартиру еще даже не заикался. Они и выпили всего раз – в каком-то кафе Давыдов, сам себе удивляясь, купил ей бокал вина, и она пила его мелкими глотками весь вечер. «Зато экономно!» – сам над собой посмеялся Давыдов. Прежние его девчонки пили так, что бутылку у них приходилось отбирать.
Алла была хрупкая гибкая блондиночка с длинными кудрявыми волосами. Под свитером Давыдов угадывал красивую грудь, но случая проверить все не представлялось. Давыдов знал, что Алла живет с мамой и надеялся, что когда-нибудь он все же уговорит ее поехать на квартиру.
Про свою работу Давыдов, понятно, рассказывал так, что получалось, будто он ежевечерне рискует жизнью, отбирая у уркаганов ножи и кастеты. Ножи и кастеты и правда валялись у них в трезвяке в столе – иногда ведь попадались и такие, не все интеллигенция. Бывало, что и бросались с этими ножиками на Давыдова. Эти случаи он любил вспоминать. Одного такого героя он скрутил голыми руками, хотя имел при себе дубинку – просто решил попробовать, действительно есть эффект от каратэ или это только в кино. Оказалось, действительно: Давыдов так заехал с разворота ногой в голову, что нападающий сразу отключился и ему потом правили сломанный нос.
По дороге Давыдов попросил Маркова остановить и купил Алле розу – где-то слышал, что женщинам надо покупать цветы. Когда он пришел к ней с цветком в первый раз, с удивлением увидел, что это действует: она улыбнулась и обняла его. Давыдов чувствовал себя как канатоходец в темноте. «Ну ничего, пройду… – успокаивал он себя. – Баба она в концов или нет?».
Он зашел в подъезд, поднялся по темной лестнице наверх, позвонил в дверь, которая довольно быстро распахнулась. Алла была в чем-то таком, от чего Давыдов сразу потерял дар речи. Кружева, что-то просвечивающее и одновременно скрывающее. Узкие белые джинсы туго обтягивали задницу. «Даааааа… – подумал Давыдов, решивший, что Алла оделась так неспроста. – Может, хоть сегодня не будет ломаться?!»..