— Бред! — вскричал священник, едва Рамон заговорил о крысах. Все знают, что…
— Отче. — Мягко прервал его герцог. — Прошу тебя, дай гостям ответить на мои вопросы. Трудно о чем-то судить, не выслушав до конца.
— Не всякие речи должно слушать. То, что противоречит святому писанию, не должно осквернять ни слуха, ни мыслей.
— Отче, твои познания в святых текстах превосходят мои. Не будешь ли ты так добр напомнить, каким именно строкам писания противоречат слова этого юноши?
— Они противоречат здравому смыслу. Все знают, что…
— Значит, писанию они не противоречат? Тогда позволь, мы закончим разговор. — Герцог кивнул бывшему оруженосцу. Рамон, продолжай.
— Да я, по сути дела, закончил.
— Хорошо. — Авгульф повернулся к Хасану. — Скажи, здесь действительно считают, что черную смерть носят крысы?
— Да, господин.
— Признаться, я не понимаю. У нас говорят, что эту болезнь наводят своим колдовством криды. Когда в город приходит черная смерть, она никогда не заходит в их дома, и это позволило ученым мужам утверждать, что сей народ в сговоре с болезнью.
— Криды… — протянул Хасан. — Правильно ли я понял, ты говоришь о народе, что рассеян по всему свету, не имея родины?
Герцог кивнул.
— Мне кажется странным мнение, будто они не болеют. Когда в город приходит черная смерть, криды тоже заболевают, я не раз видел это собственными глазами.
— Ты в сговоре с этим богомерзким народом! — вскочил священник.
— Отче. — Сказал герцог, вроде бы негромко, но Сигирик мигом заткнулся.
— Некоторые считают. — продолжал Авгульф, — что криды просто ненавидят истинную веру и пользуются любым способом, чтобы навредить тем, кто ее исповедует. Правда это, или нет, но подобное мнение дает хоть какое-то объяснение, зачем это нужно кридам — если болезнь наводят они. Зачем это нужно крысам, и могут ли неразумные твари наводить черную смерть?
— Ты прав, крысам это не нужно, тем более, что животные не умеют чего-либо желать. Наши ученые считают, что сперва они заболевают сами, болезнь разносится от твари к твари. И когда больных крыс становится слишком много, черная смерть переходит к людям — возможно, с подпорченной пищей или с миазмами, которые распространяют больные животные. Не раз было замечено, что сперва в домах начинают появляться крысиные трупы, а вскоре в город приходит черная смерть.
— Тогда почему наши ученые не заметили то, что, как ты говоришь, неоднократно замечали ваши?
Хасан пожал плечами:
— Может быть, дело в том, что наши ученые искали ответ, а ваши полагали, что уже знают его?
Герцог кивнул и надолго замолчал.
— Я велю своим людям поставить ловушки. — Сказал он наконец. — Но этого может быть мало. Говорят, ваш народ разводит кошек.
— Язычники! — не выдержал Сигирик. — Кошки есть порождение нечистого!
— Вы не приручаете хорьков и ласок? — продолжал герцог, словно бы не слыша священника.
— Это так. — Кивнул Хасан. — Мы разводим кошек.
— Благодарю тебя. Можешь идти.
Тот с достоинством поклонился и вышел.
— Никто не захочет держать дома беса. — протянул Авгульф.
Рамон хотел было сказать, что ничего бесовского в своей трехцветной мурлыке не заметил, но взглянув на священника, решил промолчать.
— С другой стороны. — продолжал герцог, — святой престол в своих письмах говорит о черных кошках, ни слово не упоминая о…
— Какая разница! — похоже, Сигирик на время разучился говорить нормальным тоном и был в состоянии только кричать. — Ты впадаешь в…
— Рамон, выйди. — Резко сказал сюзерен. — Я позову.
Юноша кивнул и едва не бегом покинул зал.
Ждать пришлось долго. наконец, из двери вылетел покрытый красными пятнами отец Сигирик, а следом выглянул герцог.
— Заходи.
Он снова опустился на ступеньки у трона, жестом приказал юноше сесть.
— Запомни: выкручивать людям руки нужно без свидетелей. — Авгульф усмехнулся. — Даже если делаешь это с позиции логики, а не силы. Впрочем… ладно, неважно. Я издам указ, предписывающий моим людям извести в своем жилье крыс всеми доступными методами. А отче прочтет проповедь о том, что черные кошки суть посланцы нечистые, но, — он воздел указательный палец, — только они. Так как святой престол в своих письмах поминает исключительно черных кошек, ни словом не говоря о других, значит, остальные твари безвредны с духовной точки зрения и исключительно полезны для истребления крыс… тем более, что других животных, способных это сделать, здесь не найти.
— А он прочтет? — поинтересовался Рамон.
— Да. Но давай о другом. — Ты знаешь, почему пал город?
Рамон припомнил риторику отца Сигирика:
— Господь снизошел к неустанным молитвам…
— Брось — фыркнул герцог. — Никто не подслушивает.
— Откуда ж мне знать?
— В столице умер король, не оставив наследника. И тот, кто вел сюда войско, узнав об этом повернул назад — престол показался ему интересней, чем битва за город. Узнав об этом, наместник бежал… говорят, кроме него никто не знал про тайный ход. — Авгульф пожал плечами. — Может, врут, может, правда. Словом, наместник сбежал, никого не поставив в известность. А тот, кто был его правой рукой, узнав о бегстве господина, приказал открыть ворота.
— К чему ты клонишь?
— К тому, что у господа странное чувство юмора. Человек, у которого ты гостил третьего дня, был тем самым открывшим ворота.
Рамон присвистнул. Герцог кивнул.
— Он говорит, что счел это единственным разумным выходом — да ты сам видел, что творилось в городе. Но кто знает, что на самом деле у него за душой?
Рамон поморщился.
— Господин, прости, я воин а не доносчик.
— А я и не прошу доносить. — усмехнулся Авгульф. — Я только хотел сказать, что надеюсь, ты и впредь не утаишь от меня то, что сочтешь важным. Ступай. И спасибо тебе.
Они долго молчали думая каждый о своем. Наконец, Рамон оглянулся:
— Поехали?
Эдгар кивнул, протянул руку помогая выбраться. Рамон принял поводья, снова подошел к краю обрыва, заглянул вниз. Брат подхватил его под руку.
— Не дергайся. — Усмехнулся воин. — В этот год со мной ничего не случится.
Он вскочил в седло, тряхнул волосами:
— Догоняй. Спорим, я быстрее?
Эдгар проглотил словцо, не подобающее его будущему сану, и пустил коня вскачь.
Корабли Эдгару не понравились. Когда-то, еще мальчишкой, он любил слушать рассказы о чужих странах и диковинных людях. Корабли в этих рассказах именовались не иначе как «быстроходные», а то и «величественные», и Эдгару невольно представлялось нечто стремительное и грациозное, подобное по красоте породистому скакуну. Низкие, тяжелые, с круглыми, словно надутыми изнутри боками суда настолько отличались от его фантазий, что юноша почувствовал себя обманутым.
— Это плавает? — протянул он, разглядывая огромные просмоленные бока и ряды торчащих весел.
— Иногда тонет. — хмыкнул Рамон.
— Типун тебе на язык. — ученый осенил себя священным знамением.
— Каков вопрос, таков и ответ. — Молодой человек рассмеялся. Посмотрел на кислое лицо брата, и стал серьезным:
— Это торговые корабли. А купцы — народ осторожный. Так что это самый надежный из вариантов. И довольно быстрый. Две недели — и мы на месте.
Эдгар с сомнением покачал головой, вздохнул:
— В конце концов, все в руке божией.
— Истину глаголешь. — Фыркнул воин. — Тут рядом город. Если хочешь, пошлю человека в запастись выпивкой. Будешь всю дорогу или в стельку или с похмелья — в любом случае, думать о том, сколько воды под ногами будет некогда.
— Не надо.
— Многие так и делают.
Эдгар снова вздохнул:
— Я бы предпочел предстать перед господом в здравом уме.
— Типун тебе на язык. — Рамон хлопнул брата по плечу. — Что ж, будешь единственным трезвым человеком на корабле, не считая команды. Потому, что те, кто не пьет от страха, напьются от скуки. А человека в город я все же пошлю — Хлодий вон тоже зеленый бродит, а Бертовин точно не подумал для него вина припасти.