Выбрать главу

Всё ещё смеясь, она подошла к стопке книг, перевязанных бечёвками. Она развязала их и этими бечёвками привязала руки Синцевецкого к подлокотникам. Тот не сопротивлялся, лишь жалобно повторял сквозь судорожные всхлипы:

— Доченька, зачем? Оставь меня…

«Теперь ты мой, — подумала Амалия, убедившись, что Синцевецкий связан надёжно. — Я войду в твою плоть, а значит, и в память тоже…»

Не торопясь она расстегнула на нём ширинку. Взяла в руку дряблый член, коснулась его языком…

Она работала челюстями изо всех сил, но заставить эту бледную водоросль подняться оказалось не так-то просто.

— Ира, ты сошла с ума, — стонал учёный. — Оставь меня, оставь немедленно, говорю тебе…

— Я хочу стать твоей… Хочу принадлежать тебе… Мечтаю об этом всю жизнь…

— Не надо!

— Тебе хочется этого, я знаю! Ты заглядываешься на молоденьких девочек, я сколько раз замечала!

Учёный тяжело задышал, голова его откинулась.

— Нет, Ира, нет… — прошептал он еле слышно.

Глава пятнадцатая,

в которой высшие силы в лице ирининого любовника пытаются предотвратить переход Амалии в тело Синцевецкого, но она бьётся до конца

Даже ливень не в состоянии был заглушить ярости Романа, с какой он отпиливал голову. Отделить её показалось ему мало. Он выколол у головы оба глаза, рукояткой выбил зубы и перешиб переносицу. А раздев труп догола, с каким-то звериным остервенением распорол живот и вытянул наружу кишки.

Голову он засунул в полиэтиленовую сумку, в другую такую же запихнул одежду шведа. Изуродованный труп он оттащил к овражку у забора, где особенно густо разрослись лопухи.

Затем, подхватив сумки, он собрался было покинуть двор, но, взглянув на высокое дерево, росшее почти посредине двора, остановился. Его охватило желание ещё раз увидеть Ирину. Сколько раз он взбирался на развилку в ветвях и оттуда подолгу смотрел в её окно, наблюдая, как она перелистывает за столом тетради, слушает музыку, причёсывается, готовясь ко сну… Роману отчего-то вдруг подумалось, что он больше никогда не увидит свою возлюбленную, и его сердце кольнула ледяная игла тоски. Чувство было мимолётным, но настолько сильным, что несчастный влюблённый кинул под деревом сумки и, не обращая внимание на дождь, полез по корявому стволу.

То, что он увидел в распахнутом окне, ударило его как молнией. Дыхание перехватило, сердце сжалось, мысли пришли в смятение. Не помня себя, Роман пронзительно закричал. Увиденная картина показалась ему жутким кошмаром, который не привидится в самом страшном сне. Ирина делала минет собственному отцу! Роман не удержал равновесия и, если бы в самый последний момент машинально не схватился за ветвь, то упал бы и неминуемо покалечился. Исцарапавшись в кровь, он стремительно спустился на землю. Ураганный ветер норовил сбить с ног, хлеставшие струи пригвождали к земле, но он не замечал их. Подобрав сумку с головой шведа, он бросился к подъезду.

В дверь сто тридцать восьмой квартиры он звонить не стал. Просунул лезвие ножа между створкой и косяком, надавил посильнее, потом разбежался и треснул плечом. Потом ещё раз. И ещё… Дверь распахнулась. Роман ввалился в прихожую.

По квартире летали листы бумаги, взвивались шторы и с грохотом захлопывались и распахивались двери. Роман вбежал в комнату. Зрелище, представшее его глазам, было настолько омерзительным и страшным, что в первый момент он отказался поверить, что женщина, прильнувшая к паху Синцевецкого, — это Ирина, его Ирина!

Промокший насквозь, вспотевший, задыхаясь от волнения, с гулко бьющимся сердцем, он приблизился к ней сзади и, недолго думая, обрушил на её голову тяжёлый удар кулака.

— Что ты делаешь, сука! — закричал он.

Для Амалии, увлечённой возбуждением Синцевецкого, этот удар был страшной неожиданностью. Она рухнула на пол и с полминуты лежала неподвижно. Первой её мыслью было, что её постигла небесная кара. А иначе как объяснить появление этого незнакомца в самую решительную минуту, когда успех был близок, член Синцевецкого уже стоял и оргазм вот-вот должен был наступить? Леденящий страх сковал её волю, она затравленно смотрела на Романа, не в состоянии пошевелить и пальцем.

— Вот ты, оказывается, какая! — сдерживая рвущиеся наружу рыдания, проговорил Роман. — Ты проститутка, блядь, мерзкая, подлая тварь, которую мало убить! — Он взмахнул ножом перед самым её носом. — И я ещё целовал тебя! Тьфу!

Упоминание о поцелуях заставило Амалию насторожиться. А может, это и не демон вовсе, а простой смертный?

Роман сходил за сумкой, оставшейся в прихожей, и, вернувшись, вытащил из неё окровавленную голову.