Но выбор его был так удачен, что лишь только распороли принесенным ножом желудок индейского петуха, как кольцо и явилось пред очами всего изумленного собрания. Барин захохотал, дочь запрыгала, дворня ахнула и отдохнула; — опала тотчас была снята с нее с пригрозою, чтоб впредь такого беспорядка не случалось. Сам умилостившийся барин наградил колдунов мешком меди, слуги один за другим приглашали их к себе по дворам, угостили всем, чем могли, и отпустили с благословениями. — В удовольствии, с полными карманами и узлами, сытые и пьяные, возвратились они домой; добродушный дьячок был еще рад, что столько людей чрез его посредство избавилось от жестокого, незаслуженного наказания, и согласился наконец с удалым своим сотрудником, что такое колдовство не есть еще действие слишком предосудительное и что в нем вместе с грехом есть и спасенье.
У другого соседнего помещика, знакомого с первым, пропало десять тысяч рублей денег, только что полученных им из дальней оброчной деревни, — пропало в то время, как он должен был дать задаток за стаю гончих собак и домашний театр с актерами, музыкантами, танцовщиками, танцовщицами, декорациями и гардеробом одному промотавшемуся князю. Пылая гневом, передает он собравшимся соседям свое горе и просит у них совета, как поступить в таком критическом положении. Помещик, у которого нашлось кольцо, рассказывает об известном приключении. «Спрос не беда, — приговаривают другие, — попробуйте, пошлите за колдунами; хуже ничего не будет». Прочие одобряют совет, и помещик посылает уполномоченного дворецкого в село Рожествено. — Дьячку не хотелось ехать, как будто сердце его предчувствовало, но делать было нечего. Колдуны условились в цене и, получив подарок, прибыли — пономарь с обыкковенною смелостию, которая всегда предвещала ему удачу, а дьячок с робостию, которая придавала ему вид какой-то таинственности и важности. Пономарь начал расспрашивать барина о всех подробностях: когда он получил деньги, чрез кого, при ком, куда спрятал, когда хватился, кто около него ходит; потом приступил к людям с допросами так, что они принуждены были рассказать ему все свои движения в продолжение последних дней. — Но, увы! все концы схоронены были так, что пономарь не мог добраться даже до подозрения, несмотря на то, что пот катился с него почти градом, и вопросы все истощились. Однако он не уныл. Между тем как дьячок стал читать книгу, он спросил воды, заставил всех дворовых людей глядеться в нее, подмечая лица, — и опять не увидев ничего, пошептался с дьячком (у которого зуб не приходился на зуб, как будто б его поймали с поличным) и сказал торжественно, что они узнали уж почти псе, но не могут выговорить узнанного после захождения солнечного.
— Завтра перед полуднем мы скажем всенародно всю правду, а теперь просим отпустить нас на покой для окончательного совещания.
Им отвели покой в сенном сарае и принесли всякой всячины на ужин, ибо время уже было позднее, вечернее. Там за штофом вина стали они рассуждать между собою, как, не уронив чести, с добрым именем и здоровым телом могут они избавиться от предстоящей расплаты и за прежние подвиги: помещик этот, псовый охотник и сумасбродный забияка, мог арапником выместить на их спине ответ неудовлетворительный. — Сам пономарь, несмотря на хмель, призадумался, а дьячок начал укорять его за то, что ввел в такой грех. Напрасно первый ободрял робкого товарища надеждою на какой-нибудь неожиданный случай, который и прежде спасал их часто, — товарищ не хотел ничего слушать и считал всякую минуту до утра, как преступник, осужденный на казнь. Между тем с одной стороны, за сараем, запел петух.
— Вот и первый посол к нам является! — сказал он унылым голосом, чувствуя, что время к ответу приближается.