Наилю исполнилось восемнадцать лет, и отец, всегда презиравший сына за истеричность, но никогда не признававший своего участия в развитии оной, и пальцем не пошевелил, когда из военкомата пришла повестка на имя его чада. Бабушка Люся пыталась скандалить, даже отказалась от еды, но дед проявлял такие чудеса несговорчивости, что Наиль в конце концов был вынужден отдаться во власть непобедимой Красной армии.
Надо сказать, что дисциплина и дядя Наиль отличались друг от друга еще больше, чем атомы водорода и осмия в таблице Менделеева. А тут тебе — подъем на рассвете, отбой в разгар вечера. Сел — встал. Упал — отжался. Картошка, деды, чистка сапог, пришитые подворотнички, вонючие портянки, наряды вне очереди и так далее и тому подобное.
В столь диком для моего дядюшки месте оставался только один выход, чтобы не сойти с ума: найти близких по духу людей. А поскольку дух у дяди Наиля был скроен, скажем так, по уникальным лекалам, то он нашел себе приятелей по интересам, которые играючи уместились в одной колоде карт.
Через три месяца жестокой карточной резни до моего деда дошли новости, что Налик очень нуждается известно в чем. Письмо от Налика пришло на имя бабы Люси, но получил его дед Асатур и, предвидя недоброе, вскрыл первым. Дед мой не был бедным человеком, и поскреби он по сусекам, то наскреб бы тысяч десять, но овладевшее им злорадство победителя только укрепило его в чувстве собственной правоты, поэтому, ни секунды не раздумывая, он заявил, что это дело его не касается. А дело было серьезное. За неуплату карточного долга Налика, как фуфлыжника, могли сначала известным способом опустить, а потом и порешить вовсе.
Кроме всего прочего, карточный долг одного из членов семьи порочит разом и всю семью, а ничто не стоит дороже, чем честь семьи, особенно в мире, где все еще помнят о таких вещах. Поэтому следовало поскорее найти человека, который умеет красиво и с достоинством выходить из подобных ситуаций.
И такой человек был.
Узнав о проблеме, баба Люся, облив мужа крайне разносортной грязью и трезво оценив степень его равнодушия и даже некоторого удовлетворения от постигшей сына беды, понеслась к дяде Леве — родственнику и очень авторитетному человеку. Если у кого-то случалось неподъемное горе, возникал неразрешимый спор или дело касалось таких вещей, как подкуп крупных чиновников, то все без исключения родственники шли за помощью и советом к Леве. Дядя Лева был отцом другого моего дяди — Адика — и приходился моей бабке мужем ее родной сестры, то есть зятем.
Дядя Лева очень внимательно выслушал путаный рассказ бабы Люси и несколько раз поправлял ее вопросами, когда, увлекшись, она переходила к перечислению отрицательных качеств своего нерадивого мужа. Быстро вникнув в суть дела — благо его отпрыск не ушел далеко от Налика — и поинтересовавшись суммой долга, Лева нырнул в дом и вскоре всплыл перед родственницей, держа в руках две плотно перетянутые пачки четвертаков. Бабушка смотрела на денежные плитки, которые магически отливали фиолетовым цветом, наблюдая, как в его сиянии пританцовывает могущество и спасение ее сына.
— Вот, Люся, держи. Пять тысяч, как ты и просила, — спокойно, без жертвенной патетики сказал дядя Лева. — Даю на два года, без процентов.
Бабка моя, будучи женщиной волевой и гордой, не удержалась на ногах — так естественно рухнула на колени и впилась губами в домашние тапочки зятя, что тот не менее естественно растерялся, покраснел и заплакал.
— Вставай, Лусинэ, вставай, — дядя Лева поднял ее за локоть и нежно обнял. — Что поделаешь, если мир так устроен? Надо… надо друг другу помогать. А как еще? А больше никак…
— Лева, ты человек с большим и чистым сердцем! Не то что мой — всем помогает бесплатно, а на сына своего плевать хотел! Депутат хренов!
— Эх… — только и выдохнул родственник, проводил все еще всхлипывающую женщину до ворот, обнял ее на прощание и закрыл за нею дверь.
Добравшись до дому, бабушка умело пересчитала деньги, взяла под руки мою мать и, поймав такси, поехала за двести километров, в военную часть, спасать задницу своего нерадивого сына. Честь Налика была спасена, и семейство по этому поводу ликовало целых две недели, пока не пришла весть, что Наиль проигрался еще на три тысячи.
Пока баба Люся вытягивала в судорожных истериках деньги из моего дедушки, прошла еще неделя, в течение которой Налик, в качестве предупреждения, получил кирпичом по голове, отчего из левого уха у него потекла кровь, а вместе с нею и способность этого уха воспринимать всяческие звуки. Налика положили в госпиталь с диагнозом «открытая черепно-мозговая травма». Несмотря на силу удара, дурь из головы дяди Налика выбить не удалось, а вот обострить его психопатичность удалось очень хорошо.