Выбрать главу

Пока она говорила, лорд Икенхем оживал, как поникший цветок, который полили водой.

— Не повезло? — удивился он. — В каком смысле? Я в жизни своей не слышал таких хороших вестей. Теперь надо не просто войти в дом, но и обосноваться, а я очень люблю обосновываться в чужих домах. Итак, ты едешь в Икенхем, там — наша база, а я еду с тобой, беру чемодан, поселяюсь в сельской гостинице и плету сети. Жди в самом скором времени сенсационных событий.

— Вы твердо это решили?

— Тверже некуда.

— А мне нельзя сказать «Ой»?

— Не стоит. Предоставь все мне — и я все улажу. Что-то ты грустная, Салли. Надеюсь, ты веришь в успех?

— Я думаю о Мартышке. Что он сделает, когда вас увидит?

— Подскочит, как холмы. Очень полезно. Мартышке нужен хороший шок.

Они съездили в Икенхем, оставили там Салли, и пятый граф, подъезжая к кабачку, уже жалел, что не попросил ее вернуться и поднести чемодан, когда что-то большое и темно-красное замаячило впереди, и он узнал своего недавнего спутника.

2 Билл Окшот походил на лунатика, который натер ногу. Недавняя беседа и будущая задача потрясли душу, и без того измученную тем, что Гермиона любит другого, а другой целует служанок. Услышав приветствие лорда Икенхема, он посмотрел на него, словно умирающий палтус.

— А, лорд Икенхем, — сказал он. — Здравствуйте.

— Привет, привет, привет! — радостно вскричал пятый граф. За два часа, проведенные с массивным юношей, он горячо его полюбил. — Неужели сам Билл Окшот? В полночный час В полночный час… — см. «Сон в летнюю ночь» (Там — «гордую Титанию»), II, 1., при месячном сиянье я гордого Уильяма встречаю.

— А?

— Не важно. Шекспир. Как поживаете, гордый Уильям? Хорошо?

— Вообще-то, нет, — ответил не гордый, но честный Билл.

— Значит, плохо?

— Ужасно.

— Дорогой мой, вы меня удивляете. Казалось бы, вы вернулись из абсолютно мерзкой страны в этот рай. У вас неприятности?

Несчастный Билл нуждался в сочувствии и решил излить душу приветливому графу. Еще немного, и он бы зарыдал у него на плече.

— Начнем с того, — сказал он, — что дядя рехнулся.

Лорд Икенхем поджал губы.

— Спятил? — уточнил он.

— Именно, спятил.

— Да, это неприятно. Дом — не дом, если в нем живет безумный дядя. Когда же это случилось?

— Сейчас.

— Внезапно?

— Да.

— Почему?

— Из-за Мартышки.

Лорд Икенхем растерялся.

— Неужели мой племянник за один день может свести с ума такого человека? Ну, хоть бы за две недели… Симптомы?

— Говорит какую-то чушь, а теперь поехал к вам, за Мартышкиной фотографией.

— Зачем она ему?

— Для проверки. Чтобы узнать, какой он.

— Разве он сам не видел?

— Он думает, это самозванец.

— Почему?

— Не знаю. Да что там, сошел с ума. Сижу на террасе, он меня зовет, я иду, он спрашивает про Мартышку. Давно мы знакомы? Давно. Уверен я, что это тот самый человек? Я-то уверен, а дядя не верит мне. Поехал за фотографией.

Лорд Икенхем покачал головой.

— И зря. Изысканный, тонкий любитель красоты не держит таких фотографий. Венеру — пожалуйста. Да, Билл Окшот, вы правы, Балбес спятил. Видимо, с ним был солнечный удар, когда он держал в страхе Африку. Не удивляюсь, что вы огорчены. Советую спрятать ножи, таблетки и бритвы. А в остальном все хорошо?

Билл засмеялся глухим, безрадостным смехом.

— Вы уж скажете! Да я бы пел, как жаворонок, если б все было хорошо.

— Что же еще случилось, о жертва рока?

Билл ответил не сразу, он дрожал.

— Я видел, — сказал он наконец, — как Мартышка целует служанку.

Лорд Икенхем его не понял:

— А что такого?

— Как — что? Он обручен с моей кузиной.

Лицо у графа прояснилось.

— А, так, так, так!.. Вы печетесь о ее счастье. Дорогой мой, не беспокойтесь, у Мартышки это рефлекс. Мы с вами заплачем или сочиним стишок, а он целует служанку. Автоматическое действие.

Билл хмыкнул.

— Уверяю вас, — сказал граф. — Посмотрите в учебниках. Как же это? Комплекс горничной? Нет, забыл. Но уж все прочее — в порядке?

— Если бы!

— Значит, нет. Что же еще случилось?

— Младенцы.

— Простите?

— Конкурс детской красоты.

— Разве вы — счастливый отец? — осторожно спросил лорд Икенхем.

— Я — несчастный судья.

— Не говорите загадками, Билл Окшот. Кого вы судите?

— Младенцев.

— Почему?

— У них конкурс.

— Объяснитесь, — сказал лорд Икенхем. — Помните, я здесь — пришелец.

Пока Билл рассказывал о мести сэра Эйлмера, граф сочувственно кивал.

— Ужасно, — подытожил он. — А чего же еще и ждать? Губернаторы — страшные люди. Разят, как молния. В общем, вы влипли.

— Если кого-нибудь не найду. А вы не хотите?

Граф покачал головой:

— Я бы рад, но Балбес не согласится. Как-никак я шесть раз дал ему по задней части битой для крикета.

— Да он забыл!

— Так скоро?

— Сорок лет прошло!

— Сорок два. Но вы недооцениваете силу моего удара.

— Ну, предположим, не забыл. Посмеетесь вместе.

— Я не согласен с вами, Билл Окшот. Не вам считать Балбеса образцом кротости. Разве он не рычит, разве не приносит кровавых жертв? Рычит и приносит, А тут — забыть, мало того — простить!

— Давайте проверим.

— Ни в коем случае. Выгонит из дома, кстати — вашего. А если не выгонит? Придется с ним дружить до самой смерти. Ездить друг к другу, посылать подарки… У-ф-ф! Нет, даже ради вас я на это не пойду. Вы сказали: «Черт»?

— Сказал.

— Так я и думал. Больно слышать такие слова.

Они помолчали. Билл печально смотрел на прохожую гусеницу.

— Мне конец, — выговорил он.

— Почему? Есть же у вас друзья.

— Здесь — нету. Да и вообще, я их давно не видел. Связаться я могу только с Планком.

— А кто это? Помню, помню! Начальник экспедиции.

— Да. Майор Брабазон-Планк.

— Брабазон? Поразительно! У нас был такой мальчик, он мне должен два шиллинга. Ваш начальник похож на грушу?

— Да.

— Практически — один зад?