Я сказал:
— Послушай! Ну какой из меня грузчик! Давай лучше за двадцать монет возьмём в команду нашего Ча-Ча Он у себя в Казахстане был штангистом и даже добрался до первой лиги.
— Так и сделаем, дружище! — обрадовался Чак.
Ча-Ча обладал медвежьей силой. Я по сравнению с ним был просто гном, ведь весы подо мной показывали всего каких-нибудь семьдесят кило. Ростом он был с баскетболиста, к тому же у него были мощные плечи и железные кулаки.
Благодаря Ча-Ча переезд оказался детской игрой. Хотя улицы были ещё под снегом, а температура болталась туда и обратно со знаком «минус», так и не доходя до нуля, он обвязал свою толстую фланелевую рубашку вокруг пояса и потел, как племенной бык. Кореянка Чака, красавица, словно сошедшая со страниц рассылочного каталога, ростом была моему коллеге как раз по грудь, и он, кажется, произвёл на неё сильное впечатление.
Когда мы вчетвером вернулись назад к индейскому кварталу, чтобы загрузить прицеп оставшимся барахлом, и припарковались перед нашим домом, мы увидели, как мой дядя мечется по террасе из одного конца в другой, словно зверь в клетке. Он был чем-то очень взволнован.
Бэбифейс высунулся из окна кухни и гладил Крези Дога, который жалобно поскуливал, чуя отъезд Чака Вскоре он вышел со своим псом наружу — оба завёрнуты в шерстяные одеяла — и уселся на свою читальную скамью. Он молчал.
Мы поздоровались с обоими мужчинами, и я сказал:
— Джимми! Что такое? Отчего у тебя такое серьёзное выражение на лице?
— Я жду здесь уже два часа, — ответил он, — отморозил себе лапы, выкурил целую пачку цигарок, а этот лодырь гоняет со своими приятелями по всей округе!
— А в чём проблема, дядя? — спросил я.
— Твоя Джанис позвонила! — сказал он. — Она уже в облаках. В восемь часов вечера можешь встречать её в аэропорту! И не вздумай поселить эту медсестру в нашем доме!
Я рухнул спиной в снег, сложился, как шезлонг, и заорал:
— Джанис!
А потом вскочил на ноги и сказал:
— Она меня любит! Она меня любит!
Ча-Ча схватил меня в свои могучие объятия и поцеловал в губы по старинному коммунистическому обычаю. Его мокрый и холодный рот имел противный вкус, и я был на грани коллапса. Эта любовь к ближнему заразительно подействовала и на Чака и его кореянку, и они тоже давай обнимать меня и прижимать к груди. Из-за всего этого дядя стал ещё нервознее. Скрежеща зубами, он повернулся к Бэбифейсу:
— Чего это они, с катушек сошли? Я бы на месте Тео застрелился. Эта медсестра наверняка беременна, и Тони выгнал её из дома. Теперь она хочет пристроиться здесь и повесит на него алименты! Вот посмотришь!
Я сказал моему дяде:
— Постарайся на сей раз держаться от нас подальше! То, что было с Агнес, больше не повторится. И лучше заплати свою часть квартплаты, а то именно ты вылетишь из дома!
19Я быстро принял душ, побрился и влез в лучшие шмотки, какие смог найти: в красную рубашку, чёрные кожаные джинсы и такую же куртку. У меня не было ничего особенного для важных случаев, ничего праздничного, но в этом кожаном прикиде я выглядел неплохо. Потом я водрузил на нос тёмные очки, как Клинт Иствуд в «Розовом кадиллаке». Моё лицо в зеркале сразу же стало худощавым и серьёзным. Мне оставалось только слегка уменьшить степень своего волнения. Поэтому я выпил глоток виски из стакана для чистки зубов. Дядя держал в ванной комнате бутылку виски — на всякий случай.
А потом я набил рот тремя подушечками жевательной резинки, затем прополоскал зубным эликсиром и ещё раз почистил зубы. Потом спрыснул шею спреем после бритья и спел при этом строчку из любовной песни Заппы: «Well, yeah! She was a fine girl!»
Прихорошившись, я был готов ехать в аэропорт.
Чак, кореянка, Бэбифейс и казах сидели с Джимми на нашей кухне и разговаривали, стараясь перекричать друг друга. И тут среди них появляюсь я — сияя улыбкой счастливчика.
Они даже не заметили моего прикида, что я расценил как поражение.
— Джиммочка! Никто не собирается писать тебе на ногу! — говорил в это время Чак. — Вот увидишь: под одной крышей с Тео и Джанис тебе будет хотя бы не так скучно!
— Конечно! — поддержал его Бэбифейс.
— Под старость лет мне такое… — пробормотал Джимми себе под нос, но тут увидел меня и сразу же прикусил язык.
— Ну что? Разве я не крутой парень? — сказал я. — Настоящий покоритель сердец.
Ча-Ча раздавил свою сигарету в пепельнице. И продолжал расплющивать её указательным пальцем, хотя она давно погасла.