– Чепуха. Это мистер Проссер. Возьмите чек. Вы слышали о мистере Проссере?
– А, мистер Проссер! Это дело другое. Ради такого человека можно нарушить и закон.
Вернувшись к Пуффи, Мартышка увидел, что тот оживился.
– Ты правда что-то знаешь?
– Еще бы! Половину выигрыша дашь?
– Ладно, дам.
– Тогда говори: «Бойскаут». В будке – Хорес Давенпорт, он только что с карнавала.
– В костюме бойскаута? Это точно?
– Точнее некуда!
– Что ж, будут деньги на хлеб!
– С маслом! – восторженно крикнул Мартышка. – Не забудь, половина мне.
Именно в эту минуту мальчик доложил, что его ждет лорд Икенхем; и, едва касаясь ковра, Мартышка побежал в холл. Пятый граф смотрел на него с интересом.
– Пип-пип! – сказал он.
– Пип-пип, – рассеянно бросил племянник. – Дядя Фред, дай мне все, что у тебя есть. Сейчас закроют запись. Хорес привел твоего Пудинга…
– Странно… Прекрасный человек, я ничего не говорю, но здесь ему не место.
– Потом обсудим, привел и привел. А он закрыл Хореса в будке и ведет запись. Все гадают, как Хорес одет. Сколько дашь?
– Против Пудинга? – Лорд Икенхем мягко улыбнулся. – Ничего, мой друг, ни цента. Жизнь научит тебя со временем, что Пудинга объехать нельзя. Кто только не пытался! Сотни. И где же они?
Мартышка передернул плечами:
– Что ж, теряешь редкий шанс. Я знаю точно, что Хорес был на карнавале, в костюме бойскаута, и домой не заходил.
– Бойскаута? Странно… Нет, не верю. Бейтс, – обратился он к швейцару, – вы видели мистера Давенпорта. Как он выглядел?
– Жутко, милорд.
– Как же иначе? – сказал граф. – Когда такая каланча надевает короткие штаны… А голые коленки! Одно слово – бойскаут.
– Простите, милорд, – вмешался швейцар, – мистер Давенпорт одет не бойскаутом.
– Что?!
– Мне показалось, милорд, что это скорее негр. Лицо черное, в руке – копье. Не захочешь – испугаешься.
Мартышка покачнулся. Толстый швейцар поплыл перед его глазами.
– Черное? – выговорил он.
Мистер Плум во главе шествия показался в холле. Он прошел к будке, открыл дверцу, и взорам явилась странная фигура. Природа создала немало чудищ, но еще не было такого, как то, которое ринулось к выходу, скатилось на улицу и кликнуло кеб.
Как и говорил швейцар, лицо у него было черное, длинное тело обернуто в какие-то ткани и прикрыто шкурой леопарда, голова увенчана страусовыми перьями. Оно держало копье, что не совсем сочеталось с очками в черепаховой оправе.
Мартышка ощутил, что добрая рука схватила его за локоть.
– Пойдем, мой дорогой, – сказал лорд Икенхем. – Ждать тебе нечего, встречаться с Проссером не нужно. Сколько ты ему должен?
– Пятьдесят фунтов.
– Подведем итоги. Бадду ты должен двести, Проссеру – пятьдесят. Если не отдашь Проссеру, он сообщит комитету и тебя выбросят на улицу, где поджидает Эрб. Да, ты живешь поистине полной жизнью! Нам, сельским жителям, до тебя далеко. Но как вдохновляет!
Когда они приехали к Хоресу, Уэбстер сообщил им, что тот – в ванной.
Глава V
Хорес, который минут через десять появился в пижаме и в халате, был намного приятней того, который выскочил из будки, но печать страдания не исчезла. Лицо, оттертое маслом, а после водой и мылом, сверкало и пламенело; но глаза глядели печально, если не скорбно.
Когда он увидел графа, к этому прибавилась тревога. Хорес Давенпорт слышал рассказы о родственниках оскорбленных невест. Однако лорд Икенхем ничем не проявлял ярости. Он вообще любил Хореса, хотя и считал слабоумным, а сейчас еще и растрогался.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он. – Я утром заходил, вас не было.
– Да, Уэбстер мне сказал.
– А сейчас, в клубе, вы спешили. Хотел потолковать об этой злосчастной размолвке. Валерия мне все открыла.
– Да? – выговорил Хорес.
– Да. Мы беседовали вчера, она говорила о вас.
– Д…да?
– Да. Собственно, она только о вас и говорила. Она обижена.
– Д…д…да?
– Но не горюйте, все уладится. Когда вы доживете до моих лет, вы будете знать, что равнодушные девушки не называют своих женихов лупоглазыми идиотами и не стремятся посмотреть, как те корчатся в кипящем масле.
– Она это все говорила?
– Естественно. Значит, любовь жива. Подождите денек-другой, пусть остынет, а потом – цветы, цветы и цветы. Выбросит – шлите снова. Затопчет ногами – а вы еще. Вскоре вы обнаружите, что это действует. Полного примирения я жду в начале мая.
– Хорошо… – проговорил Хорес.
– Вижу, вы не радуетесь, – заметил граф.
– Нет, что вы…
– Почему же вы напоминаете снулую рыбу в мелкой луже?
– Я озабочен, – отвечал Хорес.
– Ты? – вскричал Мартышка. – Нет, вы подумайте! Это он озабочен! А я? Кто мне говорил, что оденется бойскаутом?
– Я собирался, но передумал.
– Передумал! Ну, знаешь! Ха-ха! У-ю-юй! Тьфу!
– Да что случилось?
– Ах, ничего! Просто ты меня погубил.
– Он прав, дорогой мой, – вступил в беседу лорд Икенхем. – Боюсь, вы и впрямь погубили Мартышку. Если он вступит в Иностранный легион, вина падет на вас. Британцы так не поступают. Нехорошо, нехорошо.
– Разве важно, в каком я костюме?
– Еще бы! В клубе держали пари, а мой несчастный племянник поставил на бойскаута.
– А, вон что! Мне очень жаль.
– Поздно, дорогой, поздно.
– Понимаете, Полли сказала, что лучше одеться африканским вождем.
– Вижу, у нее причудливый, нездоровый вкус. Так и просится слово «извращенный». Кто эта Полли?
– Дочка Плума. Мы вместе были на балу.
Лорд Икенхем просиял:
– Неужели Полли Плум? Боже, как летит время! Малютка Полли ходит на балы! Я ее знал вот такой. Она у нас гостила. Прелестное дитя. Наверное, совсем выросла? Что ж, никто из нас не молодеет! Когда я видел ее в последний раз, мне было едва за пятьдесят. Мальчишка! Значит, вы повели ее на бал?
– Да. Я хотел пойти с Валерией, а после… всего сказал, что пойду с Полли.
– Чтобы ей досадить? Тонкий, изящный ход. Плум тоже был с вами?
– Нет, не был.
– Что же он делал в клубе?
– Понимаете, он зашел на Малборо-стрит, чтобы заплатить за меня штраф, вот я его и прихватил.
Мартышка немного оживился:
– Штраф? Тебя что, арестовали?
– Да. Вышла неприятность, все из-за Рикки.
– А кто это – Рикки? – спросил граф.
– Аларих Гилпин, мой кузен.
– Пишет стихи, – объяснил Мартышка. – Такой мордатый, рыжий. Это он познакомил Хореса с Полли. Для танцев.
– А что же там вышло?
– Оказывается, Рикки и Полли любят друг друга. Он запретил ей идти со мной на бал. Пришел, а мы там… Вы его сейчас не видели?
– Вроде бы нет.
– Он собирался зайти и сломать мне шею.
– Разве поэт может ломать шею?
– Рикки – может. Он как-то избил трех лотошников в Ковент-Гардене. Пошел туда за вдохновением, чтобы написать стихи о природе, а они привязались. Ну, он их мигом превратил в цветную капусту.
– Как это не похоже на жизнь покойного Теннисона! Так что же случилось на балу?
– Понимаете, часа через два Полли вышла, я закурил, а тут идет Рикки. Говорит, кто-то дал ему билетик, и он взял напрокат костюм Фаунтлероя [5]. Ничего такого, наоборот – просил пятьсот фунтов на кафе, где продают луковый суп.
Лорд Икенхем покачал головой.
– Пощадите сельского жителя, – сказал он. – Мы не поспеваем за бурной городской жизнью. Что это за кафе?
– Там продают луковый суп, – объяснил Мартышка. – Их теперь очень много, все у Пиккадилли-сёркус. Открыты до утра. Туда ходят, когда напьются. Золотое дно.
– Вот и Рикки так говорил. Какой-то американец открыл одно на Ковентри-стрит, зашибает две тысячи в год. А теперь собрался в Америку. Продает за пятьсот фунтов. Рикки просил у меня эти деньги, но вдруг…
5
Черный бархатный костюмчик с кружевным воротником. Судя по иллюстрациям, его носил лорд Фаунтлерой (вернее – Фонтлерой) из одноименной повести Франсис Ходжсон Вернет (1840–1924).