— Котлеты съел. Обе две. И кисель выпил.
— А порошков? Микстур всяких не ел?
Кирилка расхохотался: понял, наконец!
— А ты откуда, мамуля, знаешь про шурду-бурду?
— Мне Вера Матвеевна на работу позвонила. Просто счастье, что она как раз к тебе пришла!
— Да и кружка вымыта давно. И норка мышиная, — Кирилка вздохнул, — залита. Вот!
— Подумай, что я сказала бы папе, если бы ты… отравился?
— Папа бы никакой шурды-бурды не испугался. Он смелый, смелый! Ничего он не боится. Ни полярной тьмы, ни белых медведей, ни снежных бурь! Ты же сама мне рассказывала.
— Конечно, наш папа ничего не боится…
На минутку мама крепко прижала к себе Кирилку. Потом сняла пальто, вымыла руки, переоделась в домашнее платье и пошла в кухню готовить обед на завтра.
Кирилка ходил за мамой по пятам и говорил снисходительно:
— Что вы так… взбаламутились? Я, что ли, комар? От какой-то капли микстуры, если б попала мне в рот, помру?
— Ох, не болтай, чего не понимаешь!
— Лекарства же, наоборот, лечат, — наставительно продолжал Кирилка. — А ты тоже должна быть очень смелой. Ты же моя мама и ты лучше всех на свете!
Мама нагнулась к Кирилке и кончиком пальца слегка прижала ему нос, как кнопку звонка. Светлые пушистые волосы ее коснулись Кирилкиного лба. Серые глаза сияли близко-близко от его лица. Хорошо было Кирилке с мамой!
Не тот номер
В передней зазвонил телефон. Кирилка решил подшутить над мамой и, сняв трубку, закричал не своим, дребезжащим голосом:
— Алье! Алье!
Пусть мама подумает, что вернулась нянька-ворчунья вместе со всеми своими лекарствами. Это она всегда кричала по телефону: «Алье! Алье!». Пусть мама немножко испугается. А он ее успокоит.
Но вместо маминого встревоженного голоса в трубке раздался незнакомый мужской:
— Можно к телефону Виктора Ивановича?
— Нет, нельзя, — ответил Кирилка. — Никакого Виктора Ивановича тут нет.
— А кто есть? — спросил басовитый голос.
— Есть я, — ответил Кирилка.
— А ты кто такой?
— Я — Кирилка.
— Какой у тебя номер телефона, Кирилка?
Кирилка сказал.
— Да, номер не тот. Ты еще не учишься в школе?
— Учусь, конечно. Да не пускает же она меня в школу!
— Кто — она?
— Да врач же! Вера Матвеевна. Хорошая, а шурду-бурду выкинула. И теперь звонит часто-часто, спрашивает: «Что ты там делаешь?»
— Врач? Болеешь ты, значит?
— Ага, болею. А вас как зовут?
Почему-то помедлив, трубка пробасила:
— Виталий Афанасьевич.
— Интересно вас зовут. — Кирилка испугался, что вот сейчас человек на другом конце провода положит трубку и ему опять будет очень скучно, и крикнул, от поспешности переврав слова: — У вас есть собака?
Послышался раскатистый смех:
— А твоя собака тебя укусила, что ли? Чего ты испугался?
— Пусть бы уж укусила! А то никого нету. Конечно, мама не позволяет завести. Папа, может, позволил бы. Да он через целые полгода приедет. Я тогда поправлюсь.
— Куда же твой папа уехал? В командировку?
— Просто на Новой Земле зимует. В качестве радиста.
— В качестве? Ого, какие ты слова знаешь!
— Потому что я постоянно среди взрослых. Среди мамы и ее подруг. Нахватался умных слов.
Опять послышался смех. Потом трубка спросила:
— В каком ты классе учишься, сын радиста?
— В первом «а». В нашем классе телефон только у Курочки.
— А у петушков нету? Жаль. Ну, поправляйся, дружище. Только не через целые полгода, а побыстрее. Я тебе, пожалуй, еще позвоню.
И не обманул: позвонил! На другой же день.
В трубке раздалось:
— Нельзя ли мне Кирилла, сына радиста?
Кирилка сразу узнал веселый густой голос.
— Это вы? — закричал он и захохотал от радости.
— А что такое шурда-бурда? Ты мне забыл объяснить.
Рассказав про шурду-бурду, Кирилка спросил с интересом:
— У вас там лошадь, да?
Дело в том, что в трубке раздавались какие-то странные звуки, будто пофыркивала лошадь и тут же ей зажимали ноздри и губы.
— Ло-ошадь? — переспросил с удивлением Виталий Афанасьевич, хохотнул, откашлялся и сказал важно: — Нет, здесь все-таки не конюшня. Слушай, брат, а ведь это хорошо, что мышь не нажра… я хотел сказать — не налопалась твоей шурды-бурды.
— Почему хорошо?
— Еще околела бы. И ни тебе, ни мыши пользы ни малейшей. Так что шурда-бурда затея худая. Твоя эскулапша права.
— Моя кто? Эску… как вы сказали?
— Эскулапом в древности называли врача. Значит, совсем один сидишь? У вас что, отдельная квартира?