Обычно он засыпал мгновенно и крепко: покрутит свои огромные чёрные усы, нежно погладит их — и тут же заснет.
Вот и сейчас Егор Весёлых по старой привычке потянулся рукой к усам и покрутил… свой нос! Сначала он даже ничего и не понял, потянулся к усам другой рукой и снова ухватил себя за нос… Жалобно, как мальчишка, шмыгнув этим самым носом, Егор Весёлых осторожно провёл пальцем над верхней губой, и сердце его остро, до боли сжалось, а в очень возбужденном сознании проскользнула мысль: опозорился ведь!
— О-по-зо-рил-ся, — вслух прошептал он испуганно и удивленно. — Осрамился… зазнался опять… захвастался опять… — Он сел в темноте на кровати и долго сидел, совершенно забыв о сне. — О-по-зо-рил-ся… о-сра-мил-ся… зазнаец хвастливый… хвастун зазнайный…
А что, если этот поповский вратарь всем расскажет, что ни одного толкового мяча не смог забить ему он, Егор Весёлых?!
А что, если этот вратарский поп всем расскажет, что выиграл усы у него, у Егора Весёлых?! Расскажет, расскажет, как пить дать расскажет!
И — правильно сделает! Не хвастайся, Егор Весёлых, не зазнавайся, а технику удара по мячу отрабатывай!
И он сам жалобно-жалобно рассмеялся. Смех прозвучал не только жалобно-жалобно, но и жалко-жалко-жалко… Позор! Стыд! Презрение зазнайке и хвастуну! Не место таким в большом футболе!
— Да-а, — как говорил его любимый командир, старший лейтенант Синица, — не глупость страшна, а расплата за неё…
А что, если бы при этой некрасивейшей истории присутствовал бы сам старший лейтенант?!?!?!
Егор Весёлых сбросил одеяло, спрыгнул с кровати на пол, вытянулся по стойке «смирно» и яростно прошептал:
— Виноват, товарищ старший лейтенант! Больше такого позорного стыда не повторится! Честное солдатское, вытравлю из себя зазнайство! С корнем вырву из себя хвастовство! Тренироваться обещаю, не жалея сил! Не жалея сил, тренироваться буду!.. — Он тяжело и глубоко передохнул и продолжал более спокойным тоном: — Понимаю, конечно, товарищ старший лейтенант, что смешно вот так в темноте и в трусах с вами разговаривать, но я сейчас, честное слово, абсолютно серьёзен. Я ведь сейчас за глупость свою расплачиваюсь.
Может быть, кто-нибудь из вас, уважаемые читатели, и усмехнется, может быть, даже ехидно усмехнется, читая эту сценку. Однако мне кажется, что повода для усмешек, тем более ехидных, здесь нет. Егор Весёлых действительно был абсолютно серьёзен.
Снова залезая под одеяло, он уже обдумывал, как завтра извинится перед странным вратарём за свое самоуверенное, неспортивное поведение и поблагодарит его за хороший урок… Егор Весёлых, до боли напрягаясь, старался закрыть глаза, но они тут же легко, без усилий сами раскрывались.
Такого с ним ещё никогда не бывало!
Он ворочался с боку на бок, со спины на живот, опять с боку на бок и снова со спины на живот и с каждым движением чувствовал себя всё бодрее и бодрее. Тогда Егор Весёлых стал соображать, что же именно ему спать мешает. Думал он думал, соображал он соображал — и вспомнил: не глупость страшна, а расплата за неё! А ведь некоторое время назад он полагал, что достаточно осознать свою вину, раскаяться — и можно спать спокойным сном. Оказалось, увы, не так. Чуть ли не с каждой минутой на душе у него становилось всё неспокойнее, всё тревожнее.
Думалось, например, о том, а что было бы, если бы он выиграл спор. Ведь тогда бедный поповский вратарь расстался бы со своей шевелюрой, а он, Егор Весёлых, зазнался бы ещё больше!
Пришлось ему встать, пройти на кухню, разогреть чайник и снова пить чай с вареньем, но, конечно, уже без усов.
Всё это он делал только для того, чтобы хоть что-нибудь, да делать. Он ведь привык жить с усами, и сейчас их ему ах как не хватало! Вот и приходилось для утешения покручивать пальцами в воздухе около носа.
В кухню вышел заспанный и недовольный кот Жоржик, несколько раз потянулся, столько же раз сладко зевнул и удивленно уставился круглыми глазами на хозяина, даже присел на задние лапы.
— Что, Жоржик? — тоже удивился хозяин. — Что тебе не спится? У тебя-то усы целы.
Жоржик озадаченно мяукал и не сводил с него удивленного, вернее, всё более удивляющегося взгляда. Опять озадаченно мяукнув, он побил по своим усам сначала одной лапой, потом другой.
— А-а, и ты заметил! — догадался Егор Весёлых. — Да, да, Жоржик, нету у меня больше усов. Проспорил я их из-за своего зазнайства и хвастовства. Так мне и надо.
«Так мне и надо! Так мне и надо! Так мне и надо! — застучало в голове Егора Весёлых. — Надо мне так! Надо мне так! Так мне и надо!»