Первую остановку мы сделали возле Болотной площади. Пока я рисовал Знаки на земле, Сумароков дремал в пролётке, ожидая своей очереди. Только Киж ходил вокруг меня кругами, пытаясь развеять скуку.
— Готово, Василий Петрович, можете полюбоваться.
— Уже? Минуточку.
Старичок-археолог выбрался из экипажа и осмотрел светящийся столп.
— Да-да, вижу. — Он достал компас, зажмурил левый глаз и стал прикидывать ориентиры. — Говорите, градусов шестьдесят сектор получается? Примерно так и есть, сейчас отмечу.
Вытащив карту и разложив её на сиденье пролётки, Сумароков начертил пару линий и кивнул.
— Готово, Константин Платонович. Предлагаю второй замер сделать на юге, где-нибудь в конце Большой Якиманки.
— Как скажете, Василий Петрович.
На следующей точке всё повторилось. Я начертил small wand’ом Знак, а Сумароков отметил сектор на карте.
— Так-так, очень хорошо. Константин Платонович, третий замер надо сделать с востока, чтобы получился треугольник. Где-нибудь на Пятницкой, я полагаю.
Ответить я не успел. По улице разнёсся визгливый крик какой-то бабы.
— Вон они, вон! Люди добрые, смотрите, что делают!
Из переулка, будто река, вышедшая из берегов, стала вытекать толпа горожан. Судя по одежде, обычные небогатые мещане и мастеровые. Вот только настроены они были совсем не дружелюбно: у многих в руках были вилы, топоры и палки. Увидев нас и всё ещё светящиеся Знаки, толпа завопила многоголовой гидрой.
— Колдуны!
— Ворожат, собаки!
— Это они, проклятые!
— Чуму разносят нам на погибель!
— Антихристы!
— Проклятое мажье семя!
Грозовой тучей толпа двинулась в нашу сторону, подбадривая себя криками. Мелькали разъярённые мужские лица, цветастые женские платки, взлетали вверх руки, потрясая импровизированным оружием. Многие, несмотря на утренний час, были заметно пьяны, и от них особенно веяло злобой и жаждой мести.
— Василий Петрович, быстро садитесь в дрожки и уезжайте.
— Да вы что! Как я могу оставить вас в такой момент⁈
Киж, не дожидаясь моего приказа, подхватил старичка-археолога под мышки и, как пёрышко, закинул в экипаж.
— Гони! — гаркнул он на возницу, и дрожки покатились прочь, набирая скорость.
— Удирают!
— Бей колдунов, православные!
— За всё ответят!
Заревев диким зверем, толпа рванула к нам. Кажется, только что начался чумной бунт — бесполезный и губительный для всех участников.
Протяжным «вжжжих» отозвался палаш, вытащенный Кижом из ножен. Но смысла в холодном оружии сейчас было немного — подпускать к себе толпу я не собирался. Впрочем, убивать горожан я не хотел тоже: только кровавой бойни мне в биографии не хватало.
Когда Агнес обучала Ксюшку работать с Талантом, я подсмотрел у неё магические приёмы с электричеством. Бросаться молниями оказалось совсем несложно, но и толку с них почти не было. Далеко не достанешь, а маги легко прикрываются от них щитами. Тогда мы с Анубисом придумали забавную штуку, которую сейчас я собирался опробовать на толпе.
Вытянул руки вперёд, растопырил пальцы и рявкнул:
— Стоять!
Толпа не только громче загудела, но и не подумала останавливаться. Анубис глумливо ухнул, и с моих рук сорвалось целое облако тонких молний. С треском и шипением оно метнулось прямиком на толпу и врезалось в людей. Слабенькие разряды впивались в руки и лица, «кусая» электричеством. И тут же перескакивали дальше, на следующего человека, оставляя «укушенного» вопить и орать благим матом. Здоровью такая «процедура» почти не вредила, но доставляла весьма неприятные ощущения.
— А-а-а-а!
Слитный крик потряс толпу, получившую удар «электрошоком». Роняя вилы и дреколье, народ рванул в разные стороны. В переулки и через заборы, куда угодно, лишь бы подальше от меня и моих молний.
— Ну вот, — Киж с недовольным видом вернул палаш в ножны. — Опять вы не дали мне подраться, Константин Платонович.
— Дмитрий Иванович, какая тебе радость рубить обывателей?
Он пожал плечами.
— Так дворян под рукой всё равно нет. А вилы, знаете ли, тоже опасное оружие. Помните, как меня в живот ими ткнули? Дырки потом несколько недель затягивались.
— Мне бы твои проблемы, Дмитрий Иванович.
Улица перед нами практически опустела. Только возле забора, с трудом держась на ногах, покачивался в стельку пьяный сапожник. Он потеребил кожаный фартук на себе, поправил картуз на голове и пальцем указал на меня.