Потом произошла такая история.
Когда началось гонение на бороды, первая стрела поразила моего дядю Шахне. Однажды он отправился в магистрат платить налог, там его схватили и расправились с бородой и пейсами. Только он вышел на улицу, все в один голос закричали, что Яхне сошла с ума и выдает себя за Шахне!
От страха и стыда дядя удрал из местечка.
Женщины и молодые люди гнались за ним по пятам: он в поле — они в поле; он в лес — они в лес; это продолжалось до тех пор, пока он не скрылся за деревьями.
Когда преследователи возвратились в местечко и встретили настоящую тетю Я хне, они — что вы думаете? — посреди улицы сорвали с нее чепчик. Если бы не подоспела полиция, ей бы несдобровать.
Перепуганные и опозоренные, оба заболели. Соседи, которые приходили их навещать, не знали, с кем из супругов разговаривают. Трудно было разобрать, под каким одеялом Шахне, а под каким Яхне.
Но все это было давно… Теперь уже ни у кого не возникает сомнений на этот счет — у дяди Шахне борода до пояса, и хотя тетя Яхне старается не отставать от него и у нее на подбородке тоже пробиваются волосики, им все же не сравниться с его веником, которым впору подметать синагогу.
Итак, они были очень похожи. Если бургомистр с его грубым вкусом назвал жениха «паскудством», то
же самое он сказал бы и про невесту. Для меня же они были хороши. Но это вас не касается. Я буду говорить только об их сходстве. Если хотите знать, даже голоса у них были одинаковые. Когда они вошли к моей жене, я услышал два мужских голоса, которым некотороевремя спустя ответил тоненький плачущий голосок.
— Хавеле! — услышал я. — На что это похоже?!
— Хавеле, ты огорчаешь свекра и свекровь!
— Стар и млад будут смеяться над тобой. <
— В чем дело? Что же это такое?
— Разве так можно?
— Гости сейчас придут!
— Куколка моя! Радость моя! Послушайся старших родственников, они тебе только добра желают!
— Ты ведь уже не ребенок!.. Взрослый человек, Так они наперебой упрашивали, уговаривали, урезонивали, и я не мог разобрать, когда говорит дядя Шахне, а когда тятя Яхне.
Потом из-под одеяла отозвался тоненький, плачущий, несколько приглушенный голосок:
— Я стесняюсь!
Но к нашей истории это отношения не имеет.
Жили они между собой как в раю. Стоило тете Яхне сказать — бом, он тут же подхватывал: бим-бом! Стоило дяде Шахне кивнуть головой: да, мол, согласен, тятя Яхне тут же присоединялась: конечно, а как же иначе! На свадьбах и других торжествах они переглядывались и подавали, друг другу советы с одного конца
стола на другой:
— Шахне, возьми-ка из середки! — Яхне, хрену хочешь?
На обрезании моего старшего, когда тетя Яхне была нездорова, дядя Шахне ел без аппетита и поторопился отнести тете Яхне макароны.
Когда справляли обрезание моего второго, все было наоборот: дядя Шахне немного прихворнул, и тетя Яхне понесла ему голову двухфунтовой щуки…
Во всех делах они являлись друг для друга решающей инстанцией.
Если дядя Шахне в споре терпел поражение, он все равно оставался при своем мнении: «Однако моя Яхне читает именно так», — это было его последним доводом. Тут уж оказывались бессильны все требования рассудка и совести.
Тетя Яхне, в свою очередь, начинала каждую фразу так: «Мой Шахне говорит» или: «Мой Шахне думает»… И все, что думал или говорил ее Шахне, считалось неопровержимым.
Одним словом, это была жизнь как в раю. Я посылал мою жену Хавеле к тете Яхне поучиться обращению с мужем; она посылала меня к дяде Шахне посмотреть, как муж должен обращаться с женой.
Пока дядя Шахне и тетя Яхне были здоровы, они частенько заходили и мирили нас с Хавеле. Потом, когда они постарели и ослабели, мы каждый раз ходили к ним, чтобы они нас рассудили. И это поддерживало наше семейное счастье.
Через несколько лет после их смерти (они умерли в одну неделю!) наше «семейное счастье» раз и навсегда лопнуло…
Мы с Хавеле разошлись; она взяла двух детей, и я двух… Она вышла замуж, я женился; мы живем в разных городах…. Нам обоим не слишком хорошо… Но это не ваше дело.
Теперь дядя Шахне и тетя Яхне спокойно лежат в могиле. И, послушайте только, надгробные камни над их могилами склонились один к другому.
Между могилами выросло дерево, оно обняло надгробия и опутало их ветвями, как будто хотело теснее связать их между собой… Со временем надписи на камнях стерлись…
Книга записей погребального братства сгорела во время третьего пожара, и никто не помнит, кто лежит справа, а кто слева — где дядя Шахне, а где тетя Яхне…
Я и моя бывшая жена Хавеле не будем лежать на одном кладбище… Но это опять не ваша печаль…