Он задумался, потирая подбородок.
— М-да, — сказал. — Детишкам во все времена, сударь, нелегко было терпеть все наши взрослые проказы. — Да вы же сами вспомните, чего мы творили…
Не сразу оторвавшись от воспоминаний, он спросил, меняясь при этом даже внешне:
— Так зачем изволили зайти? Я ведь вас правильно понял? Вы пришли, чтобы что-то купить?
— За барабаном, — выпалил я, немного застеснявшись. Мне почему-то казалось, что такой пустячок, как барабан, не заслуживает такого разговора, тем более что в старые времена, о которых шла речь, наверное, никто о барабанах не вспоминал.
Но дядя Тумба обрадованно спросил:
— Девочка Маша хочет иметь барабан?
— Да. Это, я понимаю, пустяк в сравнении…
— Но это замечательно! Это великолепно! Это просто здорово…
— Как вы сказали? — спросил я.
— Я говорю, что это здорово, что она хочет играть на барабане! Знаете ли, когда я впервые захотел барабан…
— И вы тоже?
— Да, все дети, сударь, все, все дети до одного, любят барабан! — вскричал дядя Тумба возбужденно. — А вы разве не хотели в детстве барабан?
— Хотел, — сознался я.
— Вот видите! Ну так говорите поскорей, а то малютка, небось, заждалась: какой ей нужен барабан?
— Какой? — переспросил я. — Ну, обыкновенный.
— Ох уж эти мне родители! — Дядя Тумба даже застонал и схватился за голову. — Большой? Маленький? Звучный или не очень? С колокольчиком, а может, с украшением или горном в придачу?
— Нет. Горна, пожалуйста, не надо, — сразу сказал я.
— Но почему не надо горна? — поинтересовался он деликатно.
— Понимаете ли… — я замялся. — Была у нее, понимаете, дудка…
— Не понимаю. Мешала?
— Угу.
— Тогда объяснитесь, сударь. Как может дудка мешать? Ну, ребенку ваша газета, которую вы берете после обеда вместо книжки про Буратино, и вправду мешает, но он же терпит, он же не требует не давать вам газет? — Дядя Тумба со вздохом полез куда-то под бороду, в свой дальний карман, и достал коробку с барабаном. — Вот, это барабан для вашей дочки, — произнес он как бы чуть-чуть с обидой. С обидой, как я понимал, за нашу дочку. Это хороший барабан, новый и недорогой.
— Да что вы, — смутился я, задетый таким его тоном. — Дело вовсе не в деньгах!
— Конечно, дело не в деньгах, — произнес он в сердцах. — Дело в звуке! Я нашел для вас такой специальный барабан, чтобы у него не было звука! Хотя, если бы от меня зависело…
И тут он, нахмурясь, громко засопел носом…
— Но разве так бывает? — спросил, почему-то заикаясь, я. — Чтобы у барабана не было звука?
— Наверное, бывает, — пожал он плечами. — Я почему-то подумал, что вам так будет жить спокойнее, у вас же крошечная комнатка, не правда ли?
— Правда, — только и ответил я.
— И поэтому вы хотите, чтобы было немного потише…
— Да.
— И притом соседи… Они по-прежнему недовольны?
Я замялся. Он всё понял и на прощание кивнул:
— Если дудка или там гармошка… То, пожалуйста, всегда буду рад…
— Но для нас… Для наших условий…
— Что вы, что вы, сударь! — воскликнул он. — Для вас ни звука! И для соседей слышат только дети! У нас же настоящий магазин! И для настоящих детей! — добавил он раскланиваясь. И, провожая меня до ворот, почему-то спросил: — А у них, у этих… Ну, которые в соседях, что же, и собачки никакой нет?
— Какая собачка!
— А кошечки?
— Что вы, что вы, они блюдут чистоту.
— Но цветы! — воскликнул дядя Тумба. — У них должны быть цветы!
— Есть, — отвечал я. — Кактус… Один…
— Только кактус! Не может быть!
— У Макса и Эльвиры один кактус, я сам видел на подоконнике, когда на цыпочках проходил мимо.
— Ах, это Макс и Эльвира, — пробормотал он себе под нос и даже достал свою бордовую книжицу, чтобы проверить. — Как же, такие были приличные дети. Неужто все забыли? Да, а почему на цыпочках?
— Они не любят, когда под окном громко смеются дети, и мы все ходим лишь на цыпочках! — Тут я почему-то перешел на шепот, хотя я был уверен, что, кроме дяди Тумбы, меня никто не сможет услышать. — Понимаете, они даже гостей не приглашают. От гостей ведь тоже бывает шум.
— Вот как, — огорченно произнес дядя Тумба и даже задумался. — Я знаю, как вам помочь, — решительно сказал он. — У меня есть цветы… Ну, такие, что не пахнут… Не хотите, случайно? И птички еще… Соловей! Ах, чудо соловей, и совсем без голоса! А еще кошка и собака, живые, разумеется, но их как бы и не слышно, они не мяукают и не лают… Их даже можно полоскать в стиральной машине, а потом сушить на веревочке!
— Нет, нет, — поторопился отказаться я и стал полегоньку продвигаться к калитке, пятясь задом. Я боялся, что в конце концов он меня на что-нибудь уговорит.
— Напрасно, сударь! Я даже могу достать из питомника деревья, которые не шумят от ветра! Живые, но не шумят! Или вот детишки, которым в горлышко можно вставлять сахарный клубочек… Правда, этот сахар несладкий, и они перестают, представьте себе, громко смеяться. Это так славно! Так славно!
— Спасибо, — поблагодарил я гостеприимного хозяина, который, судя по всему, очень хотел мне угодить. — Но барабан, надеюсь…
— В лучшем виде! — вскричал он жизнерадостно. — Вы же видели! Загляденье, а не барабан! Будьте счастливы, и мой нижайший поклон моей любимой подружке Маше П.!
Он проводил меня до калитки и кланялся, будто легкий ветерок проходил по моим волосам.
Мы расстались довольные друг другом.
МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ПОТЕРЯЛСЯ В КАРМАНЕ
А ТЕПЕРЬ я расскажу о том самом малыше, который однажды залез в карман к дяде Тумбе, он же дядя Шкаф, он же дядя Дом, дядя Гора и тому подобное, и, представьте, исчез. Так исчез, что его искали и не могли найти. Искали его, конечно, родители, искала полиция и даже пожарные, искал детский сад, куда он должен был ходить, да практически его искал весь наш городок, а в нем, не много и не мало, целых триста сорок три жителя.
Искал его и сам дядя Тумба, которому вовсе не безразлично, куда мог подеваться такой замечательно хулиганистый — это его слова, а значит, и просто замечательный малыш.
Так рассказывали, но не всё, отмечу, тут правда, а кое-что вовсе неправда, и потому я хочу поведать, как оно было на самом деле.
А уж как оно было на самом деле, я знаю от самого дяди Тумбы, который знает все.
Но прежде о самом герое. Его звали Сандрик, и у него случилось такое несчастье: выпал зуб. Именно выпал, прошу запомнить, потому что некоторые утверждали, что зуб ему выбили в драке соседские мальчишки и оттого, мол, стало ясно, что он такой хулиганистый. Так вот, сейчас известно, что зуб выпал сам, с вечера чуть расшатался, а наутро взял и выпал, и вместо него впереди обнаружилась непривычно большая щель.
Когда теряются зубы у взрослых тёть и дядь, это тоже не совсем хорошо. Но взрослые тети и дяди заходят к врачу и быстро вставляют новый зуб, но если даже и не вставляют, то бегут по своим делам и о зубе не плачут, у них много других зубов. Им во всяком случае хватает. Когда же они стареют, они приобретают себе сразу новенькую челюсть и так ловко начинают ею жевать, что сразу понимаешь, они в этой жизни без зуба или даже нескольких зубов не пропадут.
У нашего же малыша зуб выпал в первый раз в жизни, и это ощущалось как большая потеря, да и жить стало как-то совсем неуютно, дырка впереди мешала. И жевать мешала, и улыбаться, и говорить тоже, буквы начинали невероятно свистеть, а слова выходили несуразные такие, что лучше бы их совсем не произносить. Ну, что вы скажете, если вместо обыкновенного приветствия, которым обмениваются люди: «Здравствуй, куда ты идешь?» — выходило примерно такое: «с-с-а-с-т-у-й к-у-са с-ы и-с-ё-ш». Люди, услышав такое, могли подумать, что ты хочешь сказать: «оса кусается и еж» или другую подобную глупость.
В общем, малыш по имени Сандрик так огорчился, что перестал вообще говорить, ему ничего не оставалось делать, как слоняться по городку в одиночку и отворачиваться при виде знакомых, особенно девочек.