Бронислав бросился вперёд и упал на колени возле самого края обрыва. Там он снова замер, глядя на вздымающееся в небо светило. Я подошла поближе к дяде, остановилась у него за спиной и увидела, как по его лицу катятся блестящие капли.
Он встречал свой первый в жизни рассвет.
В массе облаков что-то вздрогнуло, зашевелилось, и облака разорвались – пошёл снег. Лёгкие и прозрачные белые снежинки, перья из крыльев ангелов, закружились в воздухе, опускаясь на всё тоненьким слоем. Одежда дяди уже вся вымокла от снега, но он всё не поднимался. Словно зачарованный, Бронислав провёл рукой по земле, собирая в ладонь хрупкий снег, и стиснул кулак.
– Я чувствую холод, – проговорил он, – я чувствую его…
Я улыбалась и молчала, наблюдая за ним. Никогда ещё я не видела, чтобы кто-то так лучился счастьем.
Наконец, дядя поднялся, отряхнул штанины и обернулся ко мне.
– Подойди сюда, – он махнул мне рукой. – Тут очень красиво.
Я подошла. Мы постояли и посмотрели на холодное море и бело-золотое небо.
– Как твоя рука?
Во всей этой беготне я совсем забыла о своих ранах на правой руке; к тому же, я не удосужилась сменить повязку. Так что, наверное, мои бинты там, под рукавами свитера и куртки, в полном беспорядке.
– Ничего, заживает, – неопределённо ответила я.
– Дай мне руку? – предложил дядя, протягивая ко мне ладони.
Я протянула ему правую руку; он осторожно взял её – одна ладонь на запястье, другая – возле локтя. Прищурив глаза, Бронислав как будто пытался увидеть царапины сквозь слои ткани.
– Надеюсь, ты сможешь меня простить.
– Я уже говорила, дядя: это просто царапины, – это, было, пожалуй, сказано не совсем искренне, но я не хотела тревожить его ещё больше.
– Не только за это, – заметил он, – я знаю, что вёл себя не вполне… дружелюбно с самого начала.
– Это правда, – буркнула я.
Его руки были тёплыми. Я чувствовала тепло, разливающееся по всей моей руке, мягко обволакивающее порезы, как будто меня прогревали лучи солнца. Но осеннее солнце не грело. Происходило что-то другое.
– Так много произошло со мной, – вздохнул дядя, – я не успевал оправиться от этого.
– Со мной тоже, – я понимающе кивнула.
– Но потом я подумал, что, если ты станешь вампиром, я смогу показать тебе наш мир, – признался он. – Но этого не произошло.
– Я просто не хочу быть вампиром.
– Видно, ты действительно можешь решить сама, кем тебе быть. Я только знаю, что, вампир ты или нет, – ты моя семья.
Я посмотрела на его лицо; он всё ещё не отводил взгляда от моей руки. Я увидела, будто легкое золотистое свечение просачивается сквозь мою кожу. Серьёзно, что происходит?
– Мне пришлось делать непростой выбор.
– Надеюсь, тебе больше не придётся делать такой выбор, – сказала я.
– Надеюсь.
Он выпустил мою руку, и я махнула в сторону замка:
– Пошли домой.
Мы устроили всем – Хьюго, Синтии, Барбаре и Марку – большой сюрприз, когда вернулись с нашей прогулки. Правда, дядя почувствовал себя очень ослабленным после всего пережитого, так что пришлось Хьюго укладывать его в постель прямо у себя в комнате, на первом этаже. Восторг был весьма непродолжительным, но все были очень рады видеть Бронислава. Кажется, гроб пока так и не пригодится.
Я зашла в кухню помыть руки. Закатав рукава, я увидела на правой руке размякшие бинты со следами крови. Слегка поморщившись, я размотала старую повязку. Под ней я увидела свою правую руку совершенно здоровой, будто порезов на ней никогда и не было
***
Мы совсем забыли, что должен прийти Гарт Вэн. А он явился. Хьюго растерянно пропустил его в замок.
– Где он? – осведомился доктор, и его провели к комнате Хьюго.
Гарт хмыкнул: странное место для почившего хозяина, но решительно открыл дверь. Мы услышали негромкий голос Бронислава:
– Вот и ты пришёл.
Дверь закрылась за Гартом. Мне стало страшно и захотелось ворваться в комнату, но Марк Вунд мягко меня остановил:
– Спокойно, подруга. Мужчинам надо поговорить.
Процесс под названием «мужчины разговаривают» длился весьма долго. Я не знала, куда себя деть, и всё ходила под дверью, пытаясь услышать, что там происходило. Остальные тоже сидели недалеко – в кухне – и якобы пили чай, но я знаю, что они тоже чего-то ждали. Не могу представить, что чувствовала Синтия.
Наконец, дверь открылась. Гарт вышел в коридор, мягко прикрыв её за собой. Он быстро прошёл мимо меня в кухню и объявил: