– Катят они по этой дороге. Егор в цивильном, напарник в милицейской униформе. Подружки на задних сиденьях хихикают. Дорога асфальтирована. На улицах ни души, встречного транспорта нет. Егор прибавил скорость. Вылетают из поворота, а впереди ползет тягач. Тянет бочку с нечистотами. Сейчас пошли специализированные машины, а раньше за обычный «ЗИЛок» цепляли бочку, вот вам и ассмашина.
– Какая машина? – не понял Юра.
– Ассенизаторская, – сказал шеф и для верности разъяснил: – Говновозка. Понял?
– Понял, понял, – заржал Юра.
– Короче, Егор по тормозам. Но, куда там. «Копейка» со всей дури, под визг покрышек, влетела в бочку. У емкости в том месте было врезано сливное отверстие. От удара заслонка открылась, и дерьмо сильной струей выбило лобовое стекло. Салон затопило махом, никто и пикнуть не успел. Могли бы и захлебнуться, да спасло, что окна были открыты. Фекалии поперли наружу. Водитель говновозки выскочил из кабины, видит, «жигуль» буквально тонет. В салоне люди мечутся. Бочка опорожнялась минут пять. Все-таки семь кубометров. Не шутки. Потом стали пассажиры вылазить. Смотреть страшно. Сказать, что полностью в дерьме, значит, ничего не сказать. Шофер не мог разобрать, где мужики, где бабы. Когда немного отряхнулись, стало ясно, что один – мент.
Под последнюю сцену слушатели ржали уже в полный голос.
– На этом история не закончилась. До обеда Егор отмывался, сушился, чистился. Дома Лариска поинтересовалась, чем от него так пахнет. Егор, злой, как черт, рыкнул, что засада была на городской свалке. Поэтому некоторый запах есть. Жена недоверчиво покрутила головой, но промолчала. С «копейкой» было совсем нехорошо. Егор, спрятав ее у приятеля, сказал Лариске, что в ремонте. Всю неделю они с напарником выскабливали машину. Моторный отсек удалось отмыть со второго раза. Багажник промывали пять раз. С салоном катастрофа. Мыли, применяя всевозможные средства, что удалось добыть. Без толку. Пропахла вся обшивка. Кресла при нажиме выделяли желтоватую жидкость. Концентрация вони внутри такая, что мутило тут же. Тогда Егор перегнал «копейку» напарнику. Тот жил в собственном доме. «Жигуль» поставили во дворе. Открыли окна, двери. Проветриваясь, «копейка» простояла еще неделю. Воздух в салоне посвежел.
А дома вовсю скандалила Лариска, требуя поездку к сыну в пионерский лагерь. Отнекиваться уже не было никакой возможности. Егор согласился и вечером с тяжелым сердцем приехал на машине. Пока ехал с открытыми окнами, особого запаха не чувствовалось. Но стоило закрыть окна на несколько минут, как воздух в салоне превращался в тошнотворный дурман.
Лариска плюхнулась на сиденье рядом, и Егор резво взял с места. До лагеря домчались без эксцессов. В бору настоявшийся аромат нагретых сосен, цветущих трав, спелых ягод пьянил. Дышалось легко, полной грудью. Свидание с сыном заняло часа полтора. Все время «копейка» простояла в тени с задраенными окнами.
Когда, вернувшись, открыли двери, закисшая дурь, вырвавшись наружу, шибанула так, что Лариску замутило. От неожиданности она вдохнула большую порцию, что оказалось ошибкой. Рвало ее тяжело и долго. Егор бегал вокруг, давал попить, вытирал тряпкой лицо, понимая, что час расплаты близок и неотвратим…
Вагон мотало на стрелках, за окном хулиганила ночь, а в купе все спали.
Глава третья. Сервис по-немецки
Мне снился сосновый лес. Рыжее солнце трафаретило узкие тени деревьев. Их верхушки в прозрачной выси морским прибоем перешептывались между собой. Я лежал на спине, утонув в толстенном мху, любовался небом. Редкие белесые облака осторожно выглядывали сквозь крону сосен. По веткам кустарника прыгали мелкие птахи, играя в прятки и высвистывая переливы лесных мелодий. Торопился дятел, выстукивая замысловатую морзянку. Постепенно стук нарастал и перешел в грохот. Я понял, что птица не может так долбить и проснулся.
Дверь купе выплясывала кадриль, гремя всеми железками. Едва я щелкнул секреткой замка, как она отскочила в сторону. В проем ввалилась злющая физиономия проводницы: – Какого … банана не открываете?! Граница через час! Шевелитесь! Скоро туалеты закрою, забегаете. Выпалив, она улетучилась.
– Понял, – ошеломленно буркнул я и принялся будить попутчиков.
Юра подскочил сразу, и как желторотый птенец, которого родители оставили впервые одного в гнезде, закрутил головой. Часто моргая, он бестолково повторял:
– Что такое? Что случилось? Какая граница?
Не успокоился он и после известия, что поезд приближается к советско-польской границе. Метался по купе, словно таракан, пойманный в коробку.
Шеф, пребывая в объятьях Морфея, подавал минимальные признаки жизни. Смачно работала носоглотка, выбрасывая залпы богатырского храпа. На слова и деликатное похлопывание по плечу Игорь не реагировал. Тогда я пару раз дернул его за ногу. Шеф невнятно ругнулся, помянув чертей, издал высокий звук, перевернувшись на другой бок. Причем, пропели не губы.