– М-да, круто! – протянул шеф и посмотрел на продавца. Парень зарделся, что маков цвет. Что произошло с немкой дальше, не знаю. Выбрав башмаки, мы покинули магазин.
Остаток дня был проведен в обществе Хелен. Шеф, в новых штиблетах, блистал красноречием. Немка хохотала на его шутки, сама рассказывала забавные истории. Все было супер прекрасно. Вечером, прощаясь на перроне, Хелен, пожав руку, звонко чмокнула меня в щеку. Объятия и поцелуи, доставшиеся Игорю, выдали в Хелен весьма пылкий темперамент.
Впервые я видел шефа в лирическом расположении духа. Телячьи нежности, как говорит моя дочь, растопили стальную волю. Размяк шеф. Стоял у вагона с влажными глазами и отметинами помады на лице, взглядом провожая удаляющуюся Хелен. Вечером мы открывали калитку дома дядюшки Лео.
Глава шестая. Последняя
А следующий день был последним. Мы уезжали домой. Короткометражкой мелькнули дни. Смешанное чувство наполнило души. С одной стороны, стало тянуть домой. С другой, начали привыкать. К стране, к немцам.
По случаю нашего отъезда дядюшка отложил все дела. Жена приготовила торжественный обед: айсбан с отварным картофелем, овощи, зелень и десятилитровый жбан ледяноѳо пива. Пирушка удалась ҽа славу. Лео вызвался провожать до станции.
Втроем шли по улицам Фалькензее. Дядюшка веселил нас, рассказывая смешные анекдоты про немцев. При этом сам громко хохотал, пугая редких прохожих. А на платформе сник.
Минуты ползли дохлыми улитками. Казалось, стрелка уснула на циферблате часов. Мы маялись, часто поглядывая в сторону убегающих за поворот рельсов. Наконец показался состав.
Дядюшка сильно стиснул мне ладонь. Обнял Игоря. «Ну, парни, хорошей дороги! России поклон. Бог даст, еще увидимся», – он грустно улыбнулся, быстро развернувшись, пошагал прочь. Мы смотрели вслед и молчали.
Противно визгнули тормоза. Откатившись, глухо стукнули двери вагона. Все. Финиш. Вперед, в путь!
В Москву ехали, как баре, в международном вагоне. Двухместное купе. Кондиционер, чистота, уют. Класс!
Пропали за очередным поворотом окраины Берлина, и шеф потянулся к авоське с продуктами. Дядюшкина жена, дай бог ей здоровья, презентовала целый кузовок вкуснятины. Лео одарил упаковкой отличного пива.
Я жевал копченые колбаски. Тоненькие, с мизинец, сухие, пряные. Отличная закусь к пиву. Игорь расправлялся с жареным цыпленком.
– Шеф, расскажи, что было дальше с дядькой? Я дослушал до того, как он с Мартой за бугор свалить собрался, – спросил я.
Шеф вытер лоснящиеся губы:
– Что дальше? А дальше – больше. Повелся дядечка на рассказы о сладкой жизни. Выбрал момент и свинтил из части. Марта предлагала, чтобы первое время у тетки отсиделись. Но Лео хорошо знал, как наши умеют искать. Позже узнал, что правильно сделал. После побега всю округу шерстили.
А тогда, в первую же ночь, они с Мартой подались в Западную Германию. Дальше, как в сказке: чем дальше, тем страшнее. Жили у родичей. На работу долго устроиться не мог.
Соседям родичи объявили, что дочка замуж за беглого чеха вышла. В полиции через знакомых вырешили удостоверение личности.
Первой работой была уборка в автомастерской. По вечерам. Хозяева: старый фриц да два сынка. Один в вермахте служил. На Западном фронте кантовался в интендантах. Второй, сволота. Шарфюрером в Ваффен-СС. В Белоруссии на партизан охотился. Славян люто ненавидел.
К концу первой недели сынки решили дядьку поучить. Как папашка ушел, они насыпали песок в поливочный шланг. Загнали Лео в тупик, и давай мудохать. Дядька сперва прикрывался. Терпел, боялся, чтобы с работы не выгнали. Когда на пол свалили, понял, забить могут. Шарфюрера подсечкой сшиб, а пока второй соображал, схватив швабру, устроил избиение младенцев.
В армии науку качественного мордобоя вдолбили до уровня рефлексов. Эсэсовцу мужское хозяйство испортил конкретно. Девки стали без надобности. Второму, из одной челюсти две сделал. И глаз, до кучи, выбил. Cвязал уродов и определил в смотровую яму. Чтобы до утра не отсвечивали. Но из города пришлось уйти. От греха подальше.
За пять лет всю Германию исколесил. Двух младенцев схоронили. Чем только ни занимался. Пару раз в тюрягу попадал. Первый раз замели за спекуляцию бензином. У американских вояк покупал, бодяжил и фермерам втюхивал. Крестьяне и сдали. Дали шесть месяцев. Определили в общую камеру. Контингент – откровенный сброд. Человек тридцать. В первую ночь опустить попытались. Еле отбился. Но и самому крепко досталось. В лазарете две недели кантовался.