Чарльз Вильямс
Дядюшка Сагамор и его девочки
Глава 1
Вряд ли кто заподозрит дядюшку Сагамора[1] в политиканстве. Однако же, когда все кончилось, люди отзывались о выборах в нашем процветающем округе как о самом волнующем событии в своей жизни. Может, вы что и читали. Где только об этом не писали. Шум и гам поднялись ужасные. Всем поведали и про скипидарный бизнес, и про свиной корм, и как стреляли друг в друга, и как губернатор призвал национальную гвардию. В конце концов все так запуталось, что нельзя было понять, кто же кого выбирает.
Нет, сам он никуда не избирался — дядюшка Сагамор то есть. Как выразился Мёрф, он был не кандидатом; он был трибуном. Произносил речи тут и там. Но все обычно заканчивалось шумом по поводу того, как он возится со своим перегонным аппаратом да пытается разобраться, отчего это со свиным пойлом все так странно. Кажется, его просто хотели в это дело впутать, настроить всех против него. Сначала те, от шерифа, что выкопали алюминиевую фляжку во дворе. А потом этот Минифи Кудрявый захотел продать ему покрышки для грузовика. Но я забегаю вперед. Начну-ка лучше с начала…
Тетя Бесси тогда в очередной раз ушла от дяди Сагамора.
Она это частенько проделывала. Последний раз — за три дня до этого. Забрала свои денежки и пошла к Джимерсону, у которого был телефон, вызвать такси.
— Бога я чту, — сказала она папаше, — и сознаю, что это мой крест. Но порой мне становится невмоготу. Не понимаю, как
Господь позволяет христианке жить с Сагамором.
— Бесси — прекрасная женщина, Сэм, — высказался дядя Сагамор после ее ухода. — Клянусь, все они таковы — это в их женской натуре. Попадет им шлея под хвост — они и взбрыкнут.
И ничего с этим не поделаешь. Наслушается вдоволь про желчные камни у Виолы и воротится назад.
Так вот мы и лежали в тени крыльца. Было час дня. Солнце жарило, над пыльной дорогой жужжали мухи — все дышало миром и покоем. На дворе под большим дубом валялся мой пес Зиг Фрид. Было слышно, как дядя Финли сколачивает у озера свой ковчег. Папаша и дядя Сагамор смотрели на холм и о чем-то размышляли.
— Что-то больно тихо, — сказал папаша и предложил: — А не начать ли нам какое-нибудь дельце?
Дядя Сагамор задумался и пожевал губами.
— Не стал бы я сейчас ни во что ввязываться, Сэм, — ответил он. — Выборы на носу и все такое…
— Что-то не видал я тут последнее время ищеек, — заметил папаша.
— Где-нибудь поблизости да есть, Сэм. Эти шерифовы ребята свое отрабатывают.
— Думаешь, они и сейчас здесь? — спросил папаша.
— Ну, я бы ничуть не удивился. — Дядя Сагамор вытащил из кармана пачку табаку и, потерев ее о штанину, стал жевать табак.
Он был крупный мужчина, выше папаши, и вечно ходил в рабочей одежде. А рубашки не носил. И большую часть года ходил босиком. Пальцы его здоровенных ног поросли темными волосами, а подошвы были такие грубые, что прямо скрипели при ходьбе. У него был крючковатый орлиный нос и маленькие угольно-черные глазки, сиявшие, словно пуговицы. Когда он усмехался, то становился чем-то похож на волка. Густые, темные, с проседью волосы со лба до макушки прорезала широкая лысина. Еще он носил короткие темные бакенбарды.
— Вообще-то они наверняка высматривают в свои бинокли, — сказал он, загнав табак за щеку.
— Навряд ли они выследят, а? — спросил папаша.
— А вот я сейчас и проверю, — сказал дядя Сагамор, поднялся и вышел во двор.
Я хотел было последовать за ним, но папаша меня остановил.
Сдвинув заготовленные для топки дрова, дядя Сагамор выудил из-под них здоровенную стеклянную бутыль, свинтил с нее крышку и отпил — было там немного, на один глоток, — с отвращением отбросил пустую бутыль и вернулся на крыльцо.
Тут он о чем-то призадумался. Огляделся по сторонам и взялся за лопату, которая стояла у стены. Обойдя дуб, он приблизился к кустам ежевики. Я не мог понять его намерений. Казалось, он как будто что-то потерял и рассматривает землю под ногами, — но ничего там видно не было.
Снова быстро оглядевшись, он начал копать, расшвыривая землю. И очень некстати: едва он начал, как со стороны песчаной дороги за пригорком послышался шум автомобиля. Мы с папашей глазом моргнуть не успели, как он, нещадно пыля, въехал в ворота дома дяди Сагамора. Можно было поклясться, что это одна из полицейских машин: они всегда так носятся.
Дядя Сагамор увидал ее тоже. Он так и подпрыгнул. В первую минуту я подумал: бросит лопату и убежит. Но он вдруг стал поспешно зарывать яму. Закопав, быстренько переместился на другое место, подальше, и стал копать там, уже безо всякой спешки, не обращая внимания на подъехавшую прямо к нему машину. Мы с папашей сошли с крыльца и пошли к ним.