Здесь вмешался товарищ Клигас (махнул рукой через стол Багдонасу, словно остановил мчащуюся машину) и попытался, шутя и балагуря, смягчить впечатление от его тирады. Мы, мол, не на заседании бюро, не на торжественном собрании, сказал он. На мой взгляд, товарищ Юочка не сказал ничего такого, что задело бы достоинство честного советского гражданина, в данном случае ваше, товарищ Багдонас… Мы ценим вас как крупного работника, но не надо перегибать палку. Почему, товарищ Юлюс, на часок-другой не расковаться, не почувствовать себя за этим столом простым деревенским парнем, поработавшим всласть днем, сытно поевшим, попившим и собирающимся на ночь влезть через окно к своей Магде? Люди мы, товарищ Юлюс, или манекены — иллюстрации к правилам хорошего тона для великосветских дам?
Кто-то прыснул, кто-то улыбнулся, но сдержанно, чтобы никого не обидеть.
Даниелюс схватил рюмку, выпил ее до дна, ответив непосредственной улыбкой на улыбку высокого гостя, предложившего выпить. Выпить так выпить! Почему бы нет? Надо пользоваться возможностью, пока не свалил инфаркт, рокотал товарищ Клигас, элегантно качая седеющей головой.
Бог его знает, то ли лишнего хватил, то ли простодушие соседа подействовало (должно быть, и то и другое), но Даниелюса развезло. По правде говоря, виной всему — как это ни смешно — чертова финская баня Аполинараса!
«Здесь можно отдохнуть от городского шума, от назойливых разговоров с посетителями. После охоты твоя баня, Аполинарас, просто молодость возвращает. Молодец!» — заливался Юлюс Багдонас, этот покровитель «Передовика». Остальные хором поддержали его: «Да, это даже коню ясно — у Лаукувы секретарь что надо! Голова! Он и работать умеет, и отдыхать». Даже товарищ Клигас, скупой на похвалу, и тот не удержался, чтобы не погладить Малдейкиса по шерстке, признав, что во многих бывал он банях, но такой, как у Аполинараса, нигде нет («Типовой проект, но все оборудовано со вкусом, с выдумкой. Сюда и иностранного гостя не грех пригласить»).
Даниелюс слушал, и вдруг его обуяло неудержимое желание излить душу. Именно здесь, за этим столом, сейчас же, пока раздражают его это самодовольство и эта сытость. Он никак не мог взять в толк, что же заставляет его открыто, без обиняков выложить то, что наболело. Поначалу он даже злился на самого себя, пытался образумить себя и уговорить, что лучше помолчать, но так и не смог устоять перед соблазном, вырвавшим с каким-то дьявольским остервенением у него изо рта слова, оголявшие душу. Если бы разговор принял другой оборот, Даниелюс, может быть, и промолчал бы. Но кто-то из гостей вежливо заметил, что пора и честь знать, время позднее, а Аполинарас Малдейкис возьми и одерни его грубым смешком:
— Только через мой труп. Или при условии, что сосед Гиринис всех прихватит с собой.
— Я? Милости просим, товарищи. Но предупреждаю: в Епушотасе финской бани нет.
— Нищие! — бросил Юргис Папечкис.
— Почему нищие? — поспешил на помощь зарвавшемуся председателю исполкома Малдейкис, — Епушотас чуток отстал от нас, это правда. А вы что хотели, чтоб новый секретарь за три года совершил в экономике района переворот? Я оптимист, товарищи, я смею всех заверить: еще до конца пятилетки товарищ Гиринис пригласит нас в свои владения, в еще более прекрасную баню, чем та, под гостеприимной крышей которой мы с вами вкушаем эти скромные яства…
— Ура! — прокатилась дружная волна одобрения. — Ура! — раздались хлопки.
Даниелюс медленно и тяжко встал из-за стола.
— Нет! — закричал он. — В свои владения я вас не приглашу, как осмелился заверить всех устроитель нынешнего вечера. А если такое и случится, то у вас, мои уважаемые гости, не будет столь приятной возможности обмыть охотничьи трофеи в финской бане, ибо такого строения в Епушотасе никто — во всяком случае, пока я работаю секретарем — не увидит. И не потому, что мы нищие, достойные сожаления, и не потому, что не такие оптимисты, как уважаемый товарищ Малдейкис. Нет, совсем не потому. Захоти мы, и построили бы баньку ничуть не хуже, чем эта. Что правда, то правда. Но мы, видите ли люди нерасторопные, не всегда успеваем за модой. Кроме того, и мозги наши работают не в том направлении, о каком большинство из присутствующих здесь думает. Финская баня — это хорошее дело, спору нет, но пусть в ней парятся сами финны. Мы же лучше построим на несколько квартир больше, потому что в них очень нуждается рабочий народ.