И все сделал, чтобы получилось обратное.
Сейчас у меня, наконец-то, появился шанс, Полина испытывает ко мне чувства. Она хочет меня также, как и я ее. Дураку было ясно, о чем она думает, когда я смотрел в ее глаза с поволокой на том бархатном табурете. Позволяла откровенно целовать себя, сама отвечала с таким энтузиазмом, что сомнений не оставалось.
И опять в моей жизни все через одно место. Начинаю чувствовать себя неудачником, ибо количество тупых поворотов судьбы уже зашкаливает.
Могу ли я обманывать ее?
Молчание считается обманом? Ведь по сути, я все равно вижу свое будущее только с ней, что бы не стояло на нашем пути. И к черту тех, кто говорит что это первая любовь, школьная и бла-бла-бла. Честно, пусть идут в зад, даже не хочу это слышать. Убеждать в обратном, что-то доказывать и рассусоливать.
И в себе я ни капли не сомневался. Но в ней… Да, сомнения были и сильные, тем более после всего, что с нами было. После всей той лажи, что я наделал.
Сам не понял, как оказался около ее подъезда. Уставился в ее окно, но не увидел ничего. Обвел взглядом ее балкон, но тоже глухо. Что я тут забыл? Боялся ей даже позвонить, а сам сюда приперся.
Резко развернулся и пошел обратно, чуть не столкнувшись, при этом, с ее бабкой. Поспешил придержать ее за локоть, старушка чуть не свалилась в сугроб. Думал, покроет меня трехэтажным элегантным матом, но она оглядела меня с ног до головы, поджав губы.
- Что ты тут забыл, Громов? – ее голос был похож на скрежет стекла, но меня, все-таки, больше удивил тот факт, что она меня запомнила. Кажется, плохой знак.
Бороться с демонами Полины я научился, но с ее деспотичной старухой я, боюсь, останусь в провале.
- Здравствуйте… Проходил мимо, - пробормотал я, поспешно сваливая с ее двора.
Оглянувшись, моргнул от неожиданности. Та смотрела мне в след, слишком, блин, пристально. Больше оглядываться я не решался. Сверившись с часами, я отправился в сторону ювелирного, Агафоновой нужно было еще успеть купить подарок на Новый Год.
Пока шел, в памяти уже привычно всплывал ее образ, в ее красивом платье. Весь вечер с ума сходил вдыхая умопомрачительный запах ее кожи. Гладкие обнаженные плечи, длинная тонкая шея, волнистый локон у виска. Пытался пялиться куда угодно, лишь бы не на нее. Так и напугать недолго.
И мне стоило невероятных усилий не облапать ее прямо на танцполе, не прижать ее к себе изо всех сил, потому что она вся заполнила собой каждую пору в моем теле, и я тихо сходил с ума. Так сильно мне хотелось зацеловать ее полные розовые губы, сжать руки на узкой талии. И опять эти плечи…
Смешно, но я впервые видел Агафонову в столь откровенном платье. Я не стал смотреть на нее тогда на озере, хотя был великолепный шанс. В школе у нас строгая форма, а в лагере она всегда была в скромных целомудренных платьях. И в свое время именно ее скромность так привлекла мой взгляд.
Это же платье хоть и бы длинным, но точно не чопорным. Соблазняло, притягивало взгляд к тому, что теперь было открыто.
Как последний фетишуга хотел вдыхать запах ее кожи и волос, но не делать же мне это при всех, в самом деле.
Только когда попросил ее сыграть для меня, дал волю чувствам. И то, сильно сдерживая свой пылкий темперамент. Дурак, сам себе западню устроил. Сил смотреть на ее мерцающую в неярком свете кожу, не осталось.
Она играла божественно. Вообще ее игра меня покорила с первой минуты, как услышал. И я с тех пор я довольно часто подслушивал, как она играет в церкви.
Но это было впервые, когда она играла для меня. И это только еще больше воспламеняло мои эмоции, которые отправили мою воспитанность в мощный нокаут. Потому что она ответила на мой поцелуй. Снова.
Беззастенчиво сидела на моих коленях, как и я, жаждая большего. И только мысль о том, что это не может произойти здесь, отрезвляла меня. Я не верю ни в Бога, ни в высшие силы, поэтому мысль о том, что я готов был заняться сексом с Агафоновой в церкви мне была абсолютно по барабану. Но не мысль о том, что у нее это будет впервые. Не на табурете же в самом деле.
Ее девственность вызывала счастливую дебильную улыбку. Она реально будет моей. Во всех смыслах этого слова. Быть первым и единственным для нее – ничего сейчас не может быть важнее.
Даже дурацкое примирение родителей, в которое я слабо верю. Точнее не так: тем более дурацкое примирение родителей. Но опять вынужден покориться.