— Как Дигер?
— Не знаю, Томми. Перевозить его мне бы не хотелось. Тряска в карете скорой помощи, вероятно, убьет его. Но его следует немедленно прооперировать.
— Ты можешь провести операцию здесь?
— Полагаю, что да, — ответил я. — Я уже остановил кровь и принял самые срочные меры. Нужна будет помощь.
Найдя в холле телефон, я позвонил в больницу и попросил прислать двух медсестер, врача-интерна и необходимые для операции инструменты. После этого я занялся дворецким. Он вскоре пришел в себя и, шатаясь, поднялся на ноги. С его помощью я перенес Дигера в спальню на третьем этаже старого особняка, где мы уложили раненого в постель и постарались устроить его со всеми удобствами.
Он пришел в сознание, хотя был очень слаб, и пытался что-то сказать, когда мы его несли, но мог только мычать. В спальне я наклонился к его губам, надеясь уловить какой-нибудь звук, который поможет нам приблизиться к разгадке. Могу ошибаться, но у меня создалось впечатление, что Дигер просил не увозить его из дома и предупреждал о том, что «оно» непременно вернется.
Через некоторое время он снова потерял сознание, но общее его состояние несколько улучшилось, и у меня появилась надежда, что жизнь старика все же удастся спасти. Конечно, мои медицинские умения не могли вернуть ему пальцы и язык: если он и поправится, то остаток жизни проведет без пальцев и членораздельно говорить не сможет.
Пока я находился наверху, прибыла карета скорой помощи. Я спустился вниз и помог перенести Дороти Кроуфорд из дома в автомобиль. Она все еще была без сознания, однако пульс бился живее. Я счел, что ее состояние улучшится, как только она окажется в спокойной обстановке, вдалеке от этого дома смерти. Затем, вместе с сестрами и интерном, я направился наверх, в спальню, где лежало в постели бесчувственное тело Дигера.
Операция заняла почти час. Спустившись в библиотеку, я застал Конроя в компании незнакомца, которого он представил как детектива Оливера. Патрульный автомобиль уже увез тело полисмена Джонсона в морг; там судебный медик должен был провести вскрытие.
— Как Дигер? — спросил Конрой, когда я вошел в комнату.
— По-прежнему без сознания, но непосредственная опасность миновала, — сказал я. — Мне кажется, к нему возвращаются силы.
— Он выживет?
— Не могу сказать, — ответил я. — Он получил серьезные ранения и испытал страшное потрясение. Будь он моложе, у него было бы больше шансов.
— Когда мы сможем с ним поговорить?
— Никак не ранее утра. Он может вскоре прийти в себя, но сейчас расспросы не рекомендуются. К тому же, что он в состоянии сообщить? Говорить он не может.
— Нужно найти способ его понять.
Я рассказал Конрою о мычании, которое издавал на лестнице старик, и о своих предположениях.
— Если оно вернется, — мрачно проговорил инспектор, — мы должны быть здесь.
Он замолчал, нервно барабаня пальцами по столу тикового дерева. Стол был теперь пуст, за исключением жутких реликвий, оставленных преступником. Когда я разглядывал их, меня поразили ногти на пальцах старика. Я еще раз осмотрел пальцы и обнаружил, что ногти на указательном и безымянном пальцах правой руки были искорежены и сломаны. Я указал на это инспектору.
— Выглядит так, — сказал Конрой, — точно он пытался схватить напавшего на него человека.
— Едва ли это объясняет, почему ногти сломаны, — возразил я. — Ногти на остальных пальцах целы. На них виден маникюр. Сломаны только два ногтя, как будто старик царапал какую-то твердую поверхность.
Конрой долго изучал пальцы, не произнося ни слова.
— Он пытался что-то ухватить, — сказал наконец инспектор, — и сломал ногти. Таково единственное объяснение.
— Но что?
Конрой пожал плечами.
— Не знаю, — сказал он. — Я ничего не понимаю в этом деле. Тайну необходимо разгадать, а я даже не знаю, с чего начать. Что скажете, Оливер?
— Никогда с таким делом не сталкивался, сэр, — ответил детектив. — У меня только одно предположение: кто-то пробрался в комнату, напал на старика Дигера и затем спрятался. После этого он убил Джонсона и ускользнул незаметно для вас и доктора Смита.
— В таком случае, как он убил Джонсона? — осведомился инспектор. — Доктор Смит утверждает, что на теле нет ни царапины.
— Полисмен не был застрелен или зарезан, — добавил я.
— Он не был забит до смерти. Иными словами, он не был убит ни одним из известных мне способов. Томми, я убежден, что он умер от страха!
Конрой был склонен со мной согласиться. Пережитые нами ужасы и впрямь заставляли думать, что Джонсон мог увидеть нечто еще более жуткое.