— И как же они позволяют человеку летать? — недоверчиво осведомился Конрой.
— Никак, — ответил я. — Они могут создать иллюзию полета, особенно если составом пользуется изначально нервный, ослабленный человек наподобие мисс Кроуфорд. Болиголов и аконит вызывают расстройство чувств, нерегулярное сердцебиение и головокружение, белладонна же — восторг, который может перейти в исступление. Даже умеренная доза белладонны даст такой эффект. Если белладонна сочетается с аконитом, чувство восторга и перебои в сердцебиении могут создать ощущение полета — ведь больным аритмией часто кажется, что они падают куда-то сквозь пространство. Ощущение падения сродни чувству полета, и одно может последовать за другим. Мне понадобится ваше притирание для анализа, мисс Кроуфорд. Многие столетия никто не видел настоящей летучей мази.
— И рецепт, — добавил Конрой. — Нужно будет забрать и его, чтобы мисс Кроуфорд не изготовила мазь заново.
— Тогда он подбросит мне другой, — беспомощно проговорила девушка. — Я не могу бороться с ним. Он почти полностью завладел мною. Я устала сопротивляться.
— Вы считаете, что прошлой ночью с нами разговаривал Сильвио, завладевший вами? — спросил инспектор.
— Я это знаю. Это был он.
— Любопытно, зачем ему предупреждать нас о готовящемся убийстве.
— Он всегда похвалялся своими подвигами, — сказала девушка. — Обычно, задумав какое-нибудь ужасное преступление, он всегда рассказывал о нем нам с матерью. Он знал, что мы бессильны его остановить.
— Но я не понимаю, отчего вы позвонили мне, — заметил Конрой. — Мы не были с вами знакомы, и я о вас никогда не слыхал.
— Думаю, я могу это объяснить, — сказала девушка. — Позапрошлой ночью, незадолго до того, как появился Сильвио, я читала журнал, где была статья о вашей работе. Статья произвела на меня большое впечатление, и я подумала, что могла бы позвонить вам, рассказать о своей беде и попросить вашей помощи. Как видно, и под властью Сильвио эта мысль сохранилась у меня в сознании.
— Да, — сказал Конрой. — Видимо, так.
Он помолчал, выбивая пальцами привычную нервную дробь.
— Хотелось бы знать, — сказал инспектор, — предупредит ли он нас в следующий раз.
— Трудно сказать, — отозвалась девушка, — но, думаю, он так и сделает.
— Он должен! — воскликнул я. — Успех любого нашего плана полностью зависит от того, сумеем ли мы заранее узнать, где и когда Сильвио нанесет новый удар. Мисс Кроуфорд, это очень важно. Я хотел бы загипнотизировать вас и запечатлеть в вашем подсознании мысль, что в следующий раз, когда появится Сильвио, вы должны нас предупредить.
— Я готова на все, чтобы помочь вам, — сказала девушка.
— Быть может, если мы сумеем предотвратить преступление, он от меня отступится и я снова обрету покой.
— Я согласен с вами. Полагаю, провал его планов станет и концом его власти на этой земле.
— Я приставлю к вам детективов, — сказал Конрой. — Они вас не обидят, но при первом же признаке появления Сильвио примут меры к тому, чтобы вы не нанесли вред себе или кому-либо еще.
Когда Дороти Кроуфорд ушла, мы с инспектором Конроем погрузились в молчание. История девушки глубоко поразила меня. Ее рассказ казался таким странным, таким невероятным! Мне едва верилось, что живу я в просвещенном и здравомыслящем двадцатом столетии — я словно перенесся в давно умершие, ушедшие века, когда люди боялись неизвестного и непостижимого. И все же я был убежден в правдивости рассказа Дороти Кроуфорд; думаю, в свете того, что мы увидели и узнали, любой бы ей поверил.
Голос Конроя вторгся в мои размышления.
— Все это кажется совершенно невозможным.
— Все, что мы не понимаем, — произнес я избитую фразу, — кажется нам невозможным.
— Ты говорил, что у тебя есть какая-то теория, — сказал инспектор. — Рассказ девушки ее подтверждает?
— Мне кажется, что да. Но я не знаю, следует ли мне эту теорию излагать, поскольку она целиком основана на легендах и суевериях.