— Мериваль? — Герцог поклонился. — Какими судьбами?
— До Лондона дошли кое-какие слухи, — улыбнулся Мериваль. — Так что я не мог не приехать!
— Мы так рады! — восторженно вскрикнула Леони.
Его милость протянул Меривалю табакерку.
— Что ж, дитя выразило наше общее мнение, — усмехнулся он.
— Эй, Тони, это ты, или я совсем спятил? — раздался веселый голос. Руперт крепко пожал Меривалю руку. — Где ты остановился? Когда приехал?
— Вчера вечером. У де Шателе. И, — Мериваль обвел всех взглядом, — мне не терпится услышать о том, что с вами произошло!
— Ах да, ты тоже поучаствовал в этой истории, — вспомнил Руперт. — Боже, какая была гонка! А как мой друг… Вот черт, неужели я снова забыл его имя… Манверс! Ну да, Манверс! Как он себя чувствует?
Мериваль округлил глаза.
— Прошу тебя, не упоминай при мне это имя! Вы все улизнули из Англии, а меня оставили на съедение этому монстру!
— Давайте отыщем укромный уголок, — предложил Эйвон и повел всю компанию за собой. — Надеюсь, Энтони, вы смогли удовлетворить оскорбленного мистера Манверса?
Мериваль удрученно покачал головой.
— Он жаждет вашей крови и на меньшее не согласен. Так расскажите же, что с вами произошло.
— Хорошо, — протянул его милость, — только по-английски и вполголоса.
Вновь была изложена история о похищении и освобождении Леони. В самом интересном месте появилась мадам де Воваллон и решительно увела Леони в танцевальную залу. Руперт вздохнул и отправился в карточный зал. Мериваль и Эйвон остались одни.
Мериваль взглянул на герцога.
— А что говорит Сен-Вир об успехе Леони? — поинтересовался он.
— Почти ничего, — ответил его милость. — Но боюсь, ему все это пришлось не по душе.
— Она не знает?
— Не знает.
— Но ведь сходство поразительное, Аластер! Что говорят в Париже?
Эйвон ухмыльнулся.
— Париж полон слухов. Так что мой дорогой друг Сен-Вир живет под страхом разоблачения.
— Когда вы собираетесь нанести удар?
Эйвон устроился на диване, закинул ногу на ногу и принялся задумчиво изучать пряжку на туфле.
— Пока, дорогой Мериваль, об этом знает один Господь. Я должен получить доказательства от самого Сен-Вира.
— Досадно, чертовски досадно! — Мериваль сел рядом. — У вас совсем нет доказательств?
— Совсем.
Мериваль рассмеялся.
— Вас, похоже, это обстоятельство нисколько не тревожит!
— Ничуть! — вздохнул его милость. — Думаю, я смогу заманить Сен-Вира в ловушку с помощью его очаровательной жены. А пока я выжидаю.
— Какое счастье, что я не Сен-Вир. Эта выжидательная тактика доставляет ему, наверное, немало мучений.
— Думаю, да, — с довольной улыбкой согласился Эйвон. — И я не очень спешу положить конец мучениям нашего друга.
— Вы мстительный человек, Аластер!
С минуту они молчали, затем Эйвон вновь заговорил:
— Не знаю, Мериваль, отдаете ли вы себе отчет, насколько подл мой дорогой друг. Прошу вас пораскинуть мозгами. Стали бы вы проявлять милосердие к человеку, который обрек свою дочь на ту жизнь, что выпала на долю бедной девочки?
Мериваль выпрямился в кресле.
— Я ничего не знаю о ее жизни. Она была ужасна?
— Да, мой друг, поистине ужасна. До двенадцати лет дитя, урожденная Сен-Вир, воспитывалась в простой крестьянской семье. А потом вынуждена была жить среди парижского canaille[118]. Вообразите таверну на грязной улочке с мужланом хозяином и стервой хозяйкой. Таверну, где царит порок в самых низменных его проявлениях.
— Да это же сущий ад! — прошептал пораженный Мериваль.
— Именно ад, — согласился его милость. — И насколько я понимаю, самая худшая разновидность ада.
— Удивительно, как все это не отразилось на бедной девочке.
Темные глаза пристально взглянули на Мериваля.
— Не совсем так, мой дорогой Энтони. Эти годы оставили свой след.
— Наверное, это было неизбежно. Но признаюсь честно, я ничего не заметил.
— Вполне возможно. Вы видите лишь шаловливость и бесстрашие.
— А вы, Аластер?
— А я, мой дорогой, увидел, что скрывается под этим! Я имею все-таки больший опыт общения с прекрасным полом.
— И что же вы увидели?
— Немалый цинизм, которым Леони обязана своей прежней жизни, проблески странной для ее возраста мудрости, глубокую тоску под внешней веселостью, страх и одиночество.
Мериваль опустил взгляд на табакерку и задумчиво провел пальцем вдоль линий узора на крышке.
— Знаете, — медленно произнес он, — я думаю, что вы наконец повзрослели, Аластер.
Его милость встал.
— У меня и в самом деле изменился характер.
— Теперь вы не способны на дурной поступок.
— Не способен. Забавно, не правда ли? — Эйвон улыбнулся, но горечь его улыбки не ускользнула от Мериваля.
Они вернулись в танцевальную залу. Встревоженная леди Фанни сообщила, что Леони и Руперт куда-то исчезли.
Эта парочка и в самом деле потихоньку испарилась из шумной залы, решив передохнуть в небольшой комнатке. Руперт раздобыл миндальный ликер, и они устроились в уголке, радуясь тишине и покою. Тут-то молодых людей и разыскала мадам Вершуре, известная всему Парижу интриганка. Некогда эта красивая мегера пользовалась благосклонностью Эйвона, а потому теперь изнемогала от ненависти к воспитаннице его милости. Она остановилась перед Леони и злобно уставилась на девушку.
Руперт встал и сдержанно поклонился. Мадам де Вершуре присела в реверансе.
— Так это и есть знаменитая мадемуазель де Боннар? — едко осведомилась она.
— Да, мадам. — Леони встала и в свою очередь сделала реверанс. — Прошу простить мне мою рассеянность, но не могу вспомнить ваше имя.
Руперт, решив, что дама — одна из подружек Фанни, ретировался, и Леони осталась с глазу на глаз с бывшей пассией Эйвона.
— Поздравляю вас, мадемуазель, — прошипела мадам де Вершуре. — Похоже, вам посчастливилось больше, чем мне.
— Мадам? — Веселые искорки исчезли из глаз Леони. — Не имею чести быть знакомой с вами.
— Я Генриетта Вершуре. Вы меня не знаете.
— Прошу прощения, мадам, но я наслышана о вас, и немало, — смело возразила Леони.
Хотя мадам де Вершуре и удавалось избегать открытых скандалов, но в высшем свете Парижа она пользовалась дурной славой. Леони помнила те времена, когда Эйвон часто навещал дом этой неприятной особы.
Мадам де Вершуре скривилась.
— В самом деле, мадемуазель? О мадемуазель де Боннар тоже наслышан весь Париж. Мадемуазель, sans doute[119], считает себя очень хитрой, но тех, кто знает Эйвона, обмануть трудно.
Леони вздернула брови.
— Видимо, мадам полагает, что я преуспела там, где она потерпела неудачу?
— Наглая девчонка! — Змеиная улыбка исчезла с лица мадам.
— Мадам?
Де Вершуре злобно уставилась на девушку, не в силах скрыть переполнявшую ее зависть.
— Строите из себя победительницу! — взвизгнула она. — Надеетесь выскочить замуж и заполучить титул? Послушайтесь моего совета, милочка, забудьте об этом, Эйвон никогда не женится на незаконнорожденной!
Леони вздрогнула как от пощечины.
Де Вершуре подалась к девушке и зашептала с притворным сочувствием:
— Честное слово, мне жаль вас, милочка! Вы так молоды, вы многого не понимаете в этом жестоком мире. Поверьте, Эйвон никогда не женится на простолюдинке. Если же он решится на этот шаг, то погибнет! — Она свирепо рассмеялась. — Даже английского герцога перестанут принимать в обществе, если он женится на безродной авантюристке!
— Tiens, разве я незаконнорожденная? — недоуменно спросила Леони. — Не думаю, что мадам знала моих родителей.
Де Вершуре прищурилась.
— Так вы ничего не знаете? — она неприятно рассмеялась. — Неужто вы не слышали, о чем шепчутся на всех углах? Неужто не замечаете, что весь Париж не сводит с вас глаз?