— Да, мадам, мне известно, что я взбудоражила город.
— Бедняжка, и это все? Вы хоть иногда смотритесь в зеркало? Где ваши глаза? Да вы только взгляните на свои огненные волосы и черные брови! Да весь Париж знает, кто вы такая. И вы станете уверять, что ничего не ведаете?
— Eh bien! — Сердце у Леони бешено колотилось, но девушка сохраняла внешнее спокойствие. — Просветите меня, мадам! О чем знает весь Париж?
— О том, что вы незаконнорожденная дочь графа де Сен-Вира, дитя мое! Да мы все потешаемся над глупостью Эйвона. Это надо же, приютить отродье своего злейшего врага!
Лицо Леони стало белее кружев.
— Вы лжете!
Мадам язвительно расхохоталась.
— Спросите об этом своего любезного папашу! — Она подобрала юбки и презрительно качнула головой. — Эйвон скоро обо всем узнает, и что тогда будет с вами? Милая дурочка, бегите, бегите куда глаза глядят, прямо сейчас!
С этими словами интриганка удалилась. Леони невидяще смотрела ей вслед, крепко сцепив руки, лицо девушки напоминало гипсовую маску.
Прошло несколько минут, прежде чем она пришла в себя и опустилась на кушетку, дрожа всем телом. В первый момент Леони хотела кинуться к его милости и рассказать ему обо всем, но она сдержалась и осталась на месте. Недоверие постепенно сменилось уверенностью, что рассказ змееподобной де Вершуре — правда. Это объясняло и странный поступок Сен-Вира, и тот интерес, который он всегда к ней проявлял. Леони содрогнулась.
— Bon Dieu, что у меня за отец! — злобно пробормотала она. — Самая настоящая свинья! Ба!
Но через минуту отвращение сменилось ужасом. Если все это и в самом деле правда, то впереди ее ждет одиночество. Леони судорожно вздохнула. Совершенно немыслимо, чтобы герцог Эйвон взял в жены или удочерил девушку столь позорного происхождения. Как бы свысока ни относился его милость к общественному мнению, Леони понимала, что, женившись на ней, он запятнает древнее имя. Пускай те, кто знает герцога, утверждают, будто такая мелочь не в силах остановить его, но она, Леони, не может допустить этот позор. Нет, только не это! Она любит его, Монсеньор навсегда останется ее господином. Леони выпрямилась. Она готова пожертвовать всем, лишь бы Монсеньор не погубил себя в глазах общества!
Девушка закусила губу. Насколько приятнее считать себя дочерью крестьянина, чем незаконнорожденным ребенком проклятого Сен-Вира! Она вздохнула и попыталась улыбнуться.
Вскоре в комнату заглянул Эйвон. Увидев Леони, герцог переступил порог.
— Полагаю, ты устала, дитя мое. Пойдем поищем леди Фанни.
Леони взяла его милость под руку и едва заметно вздохнула.
— Монсеньор, давайте уйдем отсюда. Пусть леди Фанни с Рупертом остаются.
— Хорошо, дитя мое. — Эйвон знаком подозвал Руперта. — Я отвезу дитя домой, Руперт. А ты, будь добр, дождись Фанни и проводи ее.
— Я могу отвезти Леони, — с готовностью предложил юноша. — Фанни будет торчать здесь целую вечность.
— Именно поэтому я и оставляю тебя присмотреть за ней, — возразил его милость. — Пойдем, ma fille.
По дороге домой Леони весело щебетала о приеме, о том, кто там присутствовал и о прочих пустяках. По прибытии в особняк девушка быстро прошла в библиотеку. Его милость последовал за ней.
— Что теперь, ma mie?
— А теперь как всегда, — печально сказала Леони, усевшись на скамеечку рядом с креслом герцога.
Его милость налил себе бокал вина и, вопросительно подняв брови, взглянул на Леони.
Обхватив руками колени, девушка неотрывно глядела на огонь.
— Монсеньор, герцог де Пентьевр там тоже был.
— Я заметил, дитя мое.
— Вас это не смущает, Монсеньор?
— Ничуть, дитя мое. А почему меня это должно смущать?
— Ну как же, Монсеньор, у него не самое достойное происхождение, разве не так?
— Напротив, дитя мое, его отец — внебрачный сын короля, а мать из рода де Ноай.
— Именно это я и хотела сказать. Разве не имеет значения, что его отец был незаконнорожденным?
— Ma fille, раз отцом графа Тулузского был сам король, то это не имеет значения.
— Но имело бы, если бы его отцом был не король, а кто-то другой? Мне это кажется очень странным.
— Так уж устроен мир, дитя мое. Мы прощаем прегрешения королю, но смотрим с подозрением на простого смертного, поступающего так же.
— Даже вы, Монсеньор? Вы тоже презираете незаконнорожденных?
— Презираю? Скорее не одобряю, дитя мое. Я с прискорбием взираю на то, что с недавних пор кое-кто выставляет напоказ свои неблаговидные поступки.
Леони кивнула.
— Да, Монсеньор. — Она помолчала. — Месье де Сен-Вир тоже сегодня был на балу.
— Надеюсь, он не пытался снова похитить тебя? — неосторожно спросил его милость.
— Нет, Монсеньор. А зачем он похищал меня?
— Вне всякого сомнения, из-за твоих красивых глаз, дитя мое.
— Ба, как глупо! А настоящая причина, Монсеньор?
— Дитя мое, ты глубоко заблуждаешься, считая меня всеведущим. Боюсь, ты перепутала меня с Хью Давенантом.
Леони тряхнула головой.
— Вы хотите сказать, что не знаете, Монсеньор?
— Что-то в этом роде, ma fille.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Вы не считаете, Монсеньор, что он мог это сделать потому, что не любит вас?
— Вполне возможно, дитя мое. Впрочем, его мотивы нас не должны волновать. А можно мне задать один вопрос?
— Да, Монсеньор?
— Сегодня на приеме присутствовала дама по имени де Вершуре. Ты с ней разговаривала?
Леони уставилась на пламя.
— Вершуре? — задумчиво повторила она. — Вряд ли…
— Очень хорошо, — недоверчиво вздохнул его милость.
В этот момент в библиотеку вошел Хью Давенант. Его милость поднял голову и потому не заметил предательского румянца, пылавшего на щеках Леони.
Глава XXVIII
Граф де Сен-Вир получает туз в руки
Узнав, что Леони энергично вращается в высшем свете, мадам де Сен-Вир пришла в жесточайшее нервное расстройство. Разум бедной женщины пребывал в смятении; ночи напролет она орошала подушку горькими слезами, изнывая от страха и мук совести. Несчастная мать пыталась скрыть свои чувства от мужа, которого боялась пуще смерти, но совладать с собой в обществе мнимого сына она не могла. Денно и нощно у нее перед глазами стоял образ Леони; всей своей бедной, запуганной душой графиня стремилась к дочери.
Как-то утром, обратив внимание на покрасневшие глаза жены, Сен-Вир рявкнул:
— Прекрати стенать, Мари! Последний раз ты ее видела, когда девчонке исполнился всего один день. У тебя не может быть к ней никаких чувств.
— Она моя дочь! — дрожащим голосом возразила бедняжка. — Моя дочь! Ты этого никогда не поймешь, Анри! Ты не способен понять материнские чувства!
— Ну разумеется, глупые капризы я понять не в силах. Ты меня выведешь из себя своими вздохами и беспрестанными рыданиями! Ты подумала, что может случиться, если тайна раскроется?
Мадам де Сен-Вир зарыдала.
— О, Анри, я знаю, знаю! Мы погибнем… Я не выдам тебя, поверь, но я не в силах забыть свой грех. Позволь мне исповедаться отцу Дюпре!
Сен-Вир раздраженно прищелкнул языком.
— Ты с ума сошла! — прорычал он. — Я запрещаю тебе болтать! Никто не должен знать, даже священник! Ты поняла?
Несчастная мать достала платок.
— Какой ты жестокий, Анри! — простонала она. — Ты знаешь, что они считают ее… твоим внебрачным ребенком? Моего маленького ангелочка!
— Разумеется, знаю! И в этом может крыться наше спасение, хотя я пока не понимаю, как это обстоятельство обратить нам на пользу. Но говорю тебе, Мари, сейчас не время для раскаяния! Надо действовать! Ты же не хочешь нашей гибели? Ты сознаешь, насколько низким окажется наше падение?
Она опустила голову.
— Да, Анри, да! Я знаю и страшусь будущего. Я боюсь даже выходить из дома. Каждую ночь я мечтаю о том, чтобы все раскрылось. Мне кажется, я скоро сойду с ума.